Никита Немцев - Ни ума, ни фантазии

Вадик не спорил.

Спустились в метро. Сан Саныч опять рассказывал анекдоты, но Вадик держался за холодный поручень и что-то тихонько себе подозревал… Тогда Сан Саныч вдруг перешёл на частушки:

Пассажиры навострили уши. Некоторые — пересели ближе.

Пальцы побежали по поручню: небритое лицо приблизилось. Там и две фанатки объявились: одна — даже с ребёнком.

Сан Саныч взял в руки невидимую балалайку и продолжал концерт:

Небритое лицо исказилось, фанатка закрыла уши руками, ребёнок заплакал. Пока не началось избиение артиста — Сан Саныч и Вадик сошли. Да и станция, кстати, нужная была.

— Зря ты это в метро… — говорил Вадик по пути домой. — Не над всем же смеяться можно.

— А над чем нельзя?

Вадик задумался:

— Над тем, что ранит.

— Тогда легче смех запретить! — Тут Сан Саныч остановился, громко бзданул и принюхался: хорош! (И пусть гадко пахнет, — но уж таков Сан Саныч.)

Дома было ожидаемо кисло: пришлось опять пить, курить и звонить в морг. Пока Сан Саныч болтал с патологоанатомом, Вадик несколько раз сбегал в ванную и перечитал записку.

— Слушай, а может позвоним, а? — подсел он к Сан Санычу, который уже рассказал все анекдоты и положил трубку. — Ну… девочкам…

— Понравилось? — Сан Саныч положил Вадику руку на плечо. — Вот на работу выйдешь — тогда и звякнем…

Рука тут же оказалась сброшена и беспомощно валялась на спинке дивана. Сан Саныч не растерялся и почесал ей подбородок.

— Опять ты начинаешь! — Вадик встал. — Как будто человека из меня сделать хочешь! Ты… Ты… — Вадик вгляделся в Сан Саныча, согнулся пополам, завязал шнурки (у покойников не принято обувь снимать), чихнул и только тогда понял: понял и рассмеялся. — Да ты живой! — Вадик разогнулся.

— Мальчишка! — сказал Сан Саныч раздосадовано и ушёл на кухню.

Вадик обиделся и пошёл к полке: он схватил книжку и открыл наугад:

«…подчинено основному закону мира дьявольского; оно не существует, а кажется…»

Вадик захлопнул книжку и заходил:

— Да! Да! Это тебя Федяка с Васьком подослали! — кричал он в пустоту. — Еда, смех, женщины! Ты мне всё как мертвецкое подносил, а оно — живое! Думал обдурить, да? Но я-то честен с собой! Я умер! У-мер! — Вадик замолчал и принялся кусать губы.

Сан Саныч показался в проёме двери и бросил на Вадика взгляд усталого коня. Он прошёл в комнату и остановился посредине. Он молчал.

А Вадик лепетал смущённо-громко:

— Т-ты… ты искуситель! — И прибавил поуверенней. — Ты жизнью меня искушал!

Между ними стоял гроб.

— Кончай уже, — сказал Сан Саныч измождённо. — Вечно ты мнёшься на пороге… Ну, не ссы. Говори уже.

— Что говорить?

— Ты знаешь.

— Что знаю?

— Ты знаешь. — Сан Саныч зевнул и отвернулся. Он уже не напоминал мёртвого шалопая. Руки у него были сложены за спиной и как бы грозили. — Я жду.

Тут Вадик с немертвецким трепетом осознал, что его вконец искусанные губы прямо сейчас скажут что-то ужасное: не мелкое богохульство, без которых ни один русский человек существовать-то не может, — а нечто страшное и непоправимое. Десяток слов отделял его от неминуемой беды. Он уже предчувствовал руки, ложащиеся на шею, и предвидел искажённые улыбкой лица, которых — не существовало…

— Жизнь… — начал он наконец, как намагниченный.

— Ну? Дальше?

— И ложь…

— Ну-ну? Это совсем не сложно.

— Это… од…

В дверь позвонили. Сан Саныч и Вадик переглянулись.

— Сначала скажи, — проговорил Сан Саныч спокойно и повелительно.

— Да я только открою… — Вадик почувствовал себя школьником.

— Не раньше, чем скажешь.

— Всё-таки люди ждут…

— Подождут, не сдохнут. — Улыбка повисла на краешке губ.

— А всё-таки…

Сан Саныч пнул диван, стул, гроб, крикнул: «Пошёл вон!», — и улёгся в гроб, на каждый глаз положив по пятаку: как будто загорать собрался. Вадик пожал плечам и пошёл открывать.

За дверью ждали Федяка и Васёк: они были удивительны, как удивительна зелёная трава для человека, месяц не бывавшего на улице.

— Блин, ты прости нас, Вадь…

— Мы реально забыли, что гроб занесли…

— Хотели в тот же вечер забрать…

— Но тупо забыли…

— Это розыгрыш…

— Жёстко вышло, прости…

— Ничего, ребят. — Вадик зашёлся румянцем. — Я уже разобрался. Всё хорошо. Только… как вы Сан Саныча уговорили в гроб-то лечь?

Федяка и Васёк переглянулись.

— Какого Сан Саныча? — спросил Васёк.

— Да вот же, лежит… — Вадик дал им дорогу. — Вы не слышали криков?

— А-а-а! Этот? — Федяка рассмеялся со всем бесстыдством. — Из воска твой Сан Саныч!.. Хотели настоящего положить, но решили, что это слишком будет. В юморе оно ведь что главное — палку не перегнуть!

Федяка посмотрел на Вадика — и понял: перегнули.

Васёк посмотрел на Федяку — и понял: это была тупая идея.

Вадик посмотрел на них обоих — и понял: живой.

А Сан Саныч не смотрел, — ему мешали два пятака. Но человеку с глазами могло показаться, что он украдкой улыбается.

Взявшись хлопотать об издании романа Н. Д. Немцева «Ни ума, ни фантазии», редактор столкнулся с рядом проблем, затрудняющих понимание этого романа современным читателем: текст явно нуждался в тщательном комментарии. К счастью, специалисты ещё не перевелись.

В своём комментарии мы не будем касаться биографии Н.Д. (в данной области трудно оставаться лицеприятным), его читательских преференций (автор бравирует ими на каждой странице), анализа текста или же особенностей его поэтики. Уже установлено и является общим местом, что это образец дилетантской беллетристики, интересной только специалистам. Данный комментарий берёт на себя задачу исправить это положение и прояснить некоторые моменты для широкого читателя.

Несколько слов о самом тексте. Первое издание состоялось в 2019 году, второго — не последовало. Распространялся роман и через Интернет, но как-то стыдливо, поштучной рассылкой. Наше (второе) издание воспроизводит текст первого издания, сличённого с авторским автографом, найденным при разборе личного архива Н. Д. Немцева.