Марк Хелприн - Париж в настоящем времени

Он медленно прошел через огромную гостиную в холл и открыл дверь неохотно, чуть ли не брезгливо. Франсуа показалось, что Жюль смотрит мимо него.

– Жюль? – позвал он, как будто сомневаясь, что это действительно Жюль.

– Франсуа.

– Прости меня, я так виноват!

– Да все нормально, – бесстрастно ответил Жюль.

– Впустишь? Я должен тебе сказать кое-что очень важное.

Жюль повернулся и, не закрыв двери, повел Франсуа в гостиную.

– А где же рояль? – спросил Франсуа.

– Продал. Шимански отбыл насовсем. Я должен съехать до первого сентября.

– И куда?

– Я отправлюсь в прекрасное место, правда, лучше не найти.

– Вижу. Дом почти пустой. Ты уже начал переселяться?

– Я распродал большую часть имущества.

– А виолончель, – спросил он, глядя на инструмент, – в руках повезешь?

– Она отправится отсюда в последнюю очередь, прямо передо мной, но нет, не в руках, я договорился о пересылке.

– И куда?

– В Четвертый округ.

– Дорого, наверное.

– Помнишь девушку, о которой я тебе рассказывал? Она там живет.

– О, ты начинаешь новую жизнь? – Франсуа был удивлен и уже собрался утолить свое любопытство, задав кучу вопросов, но Жюль, как хозяин положения, не дал ему этого сделать:

– Франсуа, почему ты явился на ночь глядя и без звонка? – Такого он еще никогда не говорил ему.

– Мне не велели этого делать полицейские. Они мне угрожали.

Жюль кивнул.

– Ты знаешь?

– Думаю, да.

– Ты угнал машину?

– Нет, не угонял. Как ты думаешь, могу я угнать машину?

– Конечно нет. Эти двое, наверно, свихнулись. Они действительно мне угрожали, но я должен был тебе сказать. Надеюсь, они за мной не следили. Я добирался кружным путем. Весь день проторчал в гребаном Диснейленде.

– Хорошо развлекся?

– Да не ходил я внутрь. Они не могли за мной уследить, я столько петлял.

– Франсуа, ты философ, ты интеллектуал, и я полагаю, тебе не пришло в голову, что для того, чтобы проследить, не общаешься ли ты со мной, помимо прослушивания твоего телефона, им достаточно просто припарковаться позади моего дома и избавить себя от поездки в Диснейленд.

– Об этом я не подумал. Наверное, я идиот.

– Ты не идиот, ты философ. Ты мало чинил кранов и мало собственноручно занимался стиркой. Это научило бы тебя тому, чему ты никогда не учился. Зачем ты пришел?

– Они явились ко мне домой.

– Арно и Дювалье?

– Ты их знаешь?

– Сюда они тоже приходили. И чего же они хотели?

– Прошлой осенью, в дождь, после того как мы ужинали с тобой «У Рене», ты пошел домой пешком и выронил чек из кармана. Я настоял тогда, чтобы заплатить, но ты взял чек.

– Я потерял его в ресторане?

– Не знаю где. Ресторан направил их ко мне. Они хотели знать, с кем я ужинал. Сказали, что ты украл машину. Я знал, что это невозможно, поэтому сообщил им твое имя. Не думал, что это может тебе навредить. Ты уверен, что не угонял машину?

– Разве что во сне. Зачем мне красть машину? Франсуа, у меня есть машина. Я виолончелист. Виолончелисты не угоняют автомобили.

– Я так и не думаю, честное слово, но я провожал их до дверей и слышал их разговор в прихожей. Они собираются получить ордер, но судья по этому делу в Анфлере до конца августа, так что завтра они поедут туда. А на следующий день, они сказали, тебя арестуют. Один сказал, что надо бы взять подкрепление, а другой возразил, что ты не опасен и нужды в этом нет. Что происходит? Почему они хотят тебя арестовать?

– Это не имеет значения.

– Не имеет? Тебя арестуют!

– Никто меня не арестует.

– Как ты это понял?

– Прошлое вернется, и темп ускорится. В общем и целом это вряд ли будет заметно. У меня впереди вечность, так какое это может иметь значение?

Франсуа смотрел на Жюля в полном замешательстве, не потому, что не понимал того, что сам же называл «бергсоновщиной», а потому, что Жюль казался таким счастливым, словно ему сделали инъекцию морфия.

– Я посмотрю на Париж, на потоки машин на улицах и бульварах, на город, который дышит, как живое существо, и Арно с Дювалье покажутся мне маленькими, будто песчинки. Прошлое и настоящее сольются. Я увижу эшелоны, идущие в Верден, Гитлера посреди безлюдных Елисейских Полей, освобождение, увижу одновременно многие века, наслоившиеся друг на друга.

– Жюль, у тебя все в порядке?

– Да. И я вижу. Музыка – единственная сила, достаточно могущественная, чтобы отодвинуть завесу истории. И пускай лишь на мгновения, но все становится ясным, совершенным, смиренным и праведным, когда мы возносимся вместе с ней. Тысяча девятьсот сорок четвертый, Франсуа. Мир по-прежнему жив.

После поездки к Жюлю Франсуа, которому хотелось бы считать себя этаким французским Полом Ревиром [67] Пол Ревир (1734–1818) – американский ремесленник, серебряных дел мастер, ставший одним из самых известных героев Американской революции. В ночь с 19 на 20 апреля 1775 г., накануне битвы при Лексингтоне и Конкорде, Ревир верхом проскакал к позициям повстанцев, чтобы предупредить их о приближении британских войск. Благодаря Ревиру бунтовщики успели подготовиться к встрече с королевскими войсками. , не сомневался, что его друг сошел с ума и что все-таки, несмотря на это, Жюлю ничто не угрожает.

Наутро Арно и Дювалье отправились в Анфлер, но не на полицейской машине, а на «фольксвагене» Дювалье. Он был легким и, несмотря на не слишком мощный двигатель, обладал ускорением, как у спортивной машины. К тому же у него был люк на крыше. По пути, как раз сворачивая на восток от Лизье, они разминулись с Арманом Марто, который направлялся в Париж. Детективы не были знакомы с Арманом, а он не знал их, все трое были сосредоточены на Жюле, но не догадались бы об этом, даже если бы застряли в одном лифте или сидели бы за одной стойкой бара. И все же, если бы существовал некий колокольчик, сигнализирующий о таких совпадениях, он непременно бы звякнул, когда их автомобили с общей скоростью 190 километров в час проехали всего в каких-то десяти метрах друг от друга.

Пожилой судья был весьма элегантен, впечатление портила досадная редина между зубами. Арно и Дювалье практически застали его врасплох, когда он возвращался с пляжа, одетый в шорты и легкомысленную футболку, на которой красовался котик в красно-белом полосатом колпаке. Детективы были в летних костюмах и при галстуках, но смутились куда больше, чем судья. Он принял их в саду, куда доносился приглушенный плеск морских волн. Сбросив шлепанцы, судья задрал ноги на большую оттоманку с квадратной подушкой. Его жена принесла тосты с икрой и кувшин сангрии.

– Нам нужно возвращаться, мсье судья, – сказал Арно после третьего бокала.

– Почему бы вам не побыть – искупаетесь, отработаете позже. У нас достаточно курятины?!! – гаркнул он вдруг так громко, что Дювалье расплескал сангрию.