Татьяна Архипова - Суздаль. Это моя земля

— Андрей Михайлович, если бы не вы, то я бы никогда не попала на этот проект и не встретила Лёшу… и маленького бы тоже не было. Спасибо вам!

— И тебе спасибо… я заеду позже.

Андрей Михайлович повесил трубку и дрожащим голосом продолжил фразу.

— И расскажу наконец тебе всё, девочка моя. Тебе и своему внуку…

[Пролог]

Белый шум — это шум, спектральные составляющие которого равномерно распределены по всему диапазону задействованных частот. Например, шум близкого водопада или шум дождя. Белый шум подавляет иные звуки. Некоторые исследователи считают, что он обладает лечебной силой. На сегодняшний день нет доказательств этому, но и опровержений тоже нет. Говорят, на Мжарском могильнике можно услышать особенный белый шум. Если заболевший в определённое время придёт туда и услышит, то болезнь отступит и больше никогда не вернётся.

[1]

31 января

Когда я встретила тебя, ты включил мне музыку — белый шум. Ты сказал, это поможет расслабиться, стать собой. Мы танцевали под водопадом и под дождём. Готовили завтраки и обеды под шелест дороги и стук вагонных колёс. Время растворилось в шелесте, шорохе, шли месяцы или дни. А однажды между нами осталось меньше миллиметра. И я пропала…

Через три недели мне приснится необычно тёплая, в лепестках, весна. Запах абрикосовых цветов. Время перед рассветом, когда птицы ещё молчат. И ум, и тело моё растворятся в оглушающей тишине.

Я пойду босиком по заброшенным рельсам. Вдруг впереди, прорезав пространство, возникнет звук. От неожиданности встану на колени, прижму ухо к ржавому холодному металлу, давно не знавшему вагонных колёс. Металл от прикосновения нагреется, и где-то внутри всё громче и громче будет взрываться и биться нарастающий шум.

Громче.

Громче.

[2]

Как заворожённая, слушаю шум через металл.

— Подними голову! — кричит голос в моей голове.

А я слушаю и не могу оторваться.

— Подними голову!

Шум нарастает, проникает в кости, захватывает меня всю. На предельной громкости я тяжело, грузно отрываюсь, и… Свет в лицо. Темнота в лицо.

Просыпаюсь резко, выныриваю из сна, хватаю воздух ртом. И сердце — сердце бешено бьётся, всей своей силой толкая меня изнутри.

31 июля

— А что вы так поздно, мамочка, пришли на первое УЗИ?

Стесняюсь, невнятно говорю:

— Понимаете… Работа без отпуска. Я математик… у меня было большое исследование, я рассчитывала нормы для популяций бактерий.

— Для кого?

— Ну… Для бактерий.

— Нормы для бактерий?

— Да.

— А для вас норм не существует? Страховой полис аннулируется, если вы не проходите исследования по правилам.

Пожимаю плечами. Мне всё равно. Но не всё равно, кого я вынашиваю там, внутри.

— А у вас девочка, мамочка. И сердцебиение на девочку.

Поворачиваю голову и встречаюсь через экран с невидящими меня глазами невидимого ребёнка.

31 октября

18:00

— Давай, солдат, раздвинь ноги! Посмотрим твоё раскрытие… Два сантиметра? Никуда не годится. Будем стимулировать роды.

— Нет, пожалуйста, не надо! Вы же обещали!

— Брось! Что — не надо? Не до утра же с тобой сидеть?

Белый шум.

— Задыхается твой ребёнок, мамочка, задушила ты его.

Кричу в стену, голова моя неестественно свёрнута на бок. Мышцы шеи сводит судорогой, но я всё выворачиваю и выворачиваю голову. Я, словно сова, хочу повернуть её на триста шестьдесят.

1 ноября

06:00

— Режьте. Держите вот здесь и здесь.

Хирургические ножницы без суда и следствия полосуют меня на четыре, шесть и восемь часов. Боль, обжигая, расходится полосами ровно вдоль линии разрезов.

— Родила.

— Не кричит.

— Не кричит, эй! Послушайте сердце кто-нибудь!

Открываю глаза в потолок. На нём пляшут и пляшут тени, словно черти, словно птицы. Тени людей в ритуальном танце. Тени цветов абрикоса. Закрываю глаза.

2 декабря

Давай не будем говорить об этом. Не в декабре. Поговорим, когда придёт весна. Когда растает снег, распустится сон-трава. А сейчас — просто увези меня. На «Стриже». Куда он там идёт? На Нижний? Вот и хорошо.

12:30

Чёрт. Кровь. Выйдем на ближайшей? Да, надо. Нет, не спрашивай.

12:40

Стоим на вокзале во Владимире, а на джинсах у меня вот такое бордовое пятно.

14:00

Мне, главное, скорее в дом, желательно без людей.

[3]

Я согласилась на Суздаль. Ты сказал, у тебя там дед. Хороший, и примет, хоть я тебе не жена. Был вариант вернуться в Москву, но когда, к кому? Мне бы хоть джинсы постирать, а потом выбрать путь. Обмотала себя шарфом ниже пупка. Хорошая штука шарф. Может пригодиться в самых неожиданных местах.

Дед оказался всклокоченный, седой, с прищуром. Выглядел, как Эйнштейн. Ковылял ко мне, прихрамывая. Обнял, даже имени не спросил. Протянул краснобокое яблоко.

— Щас отравит, — подумала я.

— Яблочко с живым червячком, made in Suzdal, никакого яда! — гордо сказал дед.

Я про отраву вслух что ли сказала?

Не по годам общительный, после яблочка повёл нас в баню. Смыть пыль городскую, болезную. Сказать, что я плакала, ничего не сказать.

— Да я вся в крови, какая баня? Месяц после родов!

— Не отказывай ему, — шептал ты, — он будет рад.

Кровь по ногам.

Ненавижу тебя.

В ненависти прямо из бани меня вынесло за ворота и понесло. Шла, не разбирая дороги. Прямо, направо, налево, прямо. Только не оборачиваться, только не возвращаться. Ветер в уши, ветер в горло, ветер в лицо. Зазвонили колокола. Звуки, словно плети, прошли по моей спине, и я припустила бегом.

Река, деревянный мост, этот берег, тот. Вынесло на бесснежный пустырь. Передёрнуло, покрыло гусиной кожей. Декабрь, Подмосковье, а снега нет? Как так? Ни телефона, ни карты, ни ключей. Где я, кто я.

Холодно. Устала.

Ноги подкосились внезапно, словно на школьной перемене ударили под колени. Я упала лицом, ладонями вниз. А земля тёплая, нагретая, как после костра. Поднялась — холодно. Выезжали из Москвы — был минус. Опустилась — тепло. Тепло!

Расстегнула куртку, размотала шарф, обмякла. Вжалась собой, согревая руки, щёки. Почувствовала невыносимую потребность раздеться. Голая легла на спутанную пожухлую траву. Как же горячо, чёрт!

Кровь по ногам, а потом в землю — и не больно. Мне больше не больно, представляете?

Так хорошо.

[4]

Кошка забралась в волосы и размурлыкалась, по очереди вонзая когти мне в голову. Я проснулась. Села, вытянулась. Смотрю по сторонам, джинсы где? Свитер где, куртка? Обокрали что ли? Вот же… Кошка сидит рядом, не уходит.

«Обокрали?» — спрашиваю.

Кошка поворачивает голову, смотрит по направлению, и я смотрю за ней. Лежит моя одежда, вот и славно… Моя — что? Сарафан? Платье? Что это? А я голая. И земля горячая. Оделась — нет выбора. Ничего так себе сидит, платье. Можно без джинсов и даже без трусов.