Борис Динерштейн - Тяжелые дороги жизни

Энтузиасты этой уникальной операции нашли художника-чертежника штаба полка москвича Сергея Бокина, в прошлом художника-оформителя, нарисовавшего на большом листе фанеры фюрера с выпученными глазами, крысиным носом и черной полоской усов, а около его носа Сергей нарисовал кукиш, и переводчик Вавилин Виктор Федорович под этим рисунком сделал на немецком языке крупную надпись.

Ночью разведчики вынесли этот щит-рисунок на нейтральную полосу и прочно укрепили в земле. Только рассвело, на позициях противника поднялся шум, послышались крики и команды; перевалившись через бруствер, двое фашистов поползли к портрету. Когда подползли, наши снайперы дважды выстрелили, и фашисты открыли шквальный огонь. Под его прикрытием трое немцев хотели снять карикатуру, но в общем гуле никто не услышал выстрелов наших снайперов, и трое немецких солдат погибли у щита.

Весь день немцы пытались снять щит, но им не удалось, и они открыли по портрету фюрера огонь. Наши солдаты посмеивались: убито пять фашистов, засечена минометная батарея, а сколько боеприпасов истратил противник, никто не считал.

Едва замолкла эта проделка, разведчики придумали новую. Ночью подобрались к колючей проволоке фашистов и крепко привязали к кольям прочный трос, его другой конец закрепили за постромки двух артиллерийских лошадей, спрятанных в лесу за линией наших траншей, и стали нахлестывать лошадей, они рванулись, натянув трос, и зашевелилась колючая проволока перед немецким передним краем, загремели подвешенные к ней консервные банки, побрякушки, разные железки.

Немцы подумали, что наши саперы режут колючую проволоку, и открыли огонь, осветили местность ракетами и долго продолжали обстрел, а тем временем нам удалось засечь их огневые и артиллерийские точки.

Взять языка нам никак не удавалось, а комдив Алексеев Д. Ф. сказал: «Языка достать хоть из-под земли». Начальник штаба дивизии подполковник Френкин Н. В., задумавшись, ответил: «Достанем из-под земли», и с дивизионным инженером-майором Евстратовым разработали уникальную инженерно-тактическую операцию по захвату языка, подобно которой мировая военная тактика еще не знала: прорыть тоннель под нейтральной полосой к окопам противника. Расстояние между нашими и немецкими траншеями отделяла нейтральная полоса, составлявшая 130 метров. Всю операцию по строительству тоннеля готовили в строжайшем секрете, знал ограниченный круг.

За нашим передним краем, в районе деревни Березовец, находился глубокий овраг, что давало возможность скрытно провести данную операцию. В середине июня началось строительство необычного подземного сооружения; саперы и мы стали рыть тоннель, выносить в мешках вырытую землю, подвозить бревна, горбыли и другие крепежные материалы. Участок работы был оцеплен и замаскирован. Работы велись скрытно и с большой осторожностью, чтобы не обнаружить себя. Хозяйничали на этой стройке саперы-забойщики, руководил работами заместитель командира 476 отдельного саперного батальона капитан Н. А. Боровой. Работами непосредственно в забое руководил бывший шахтер — старший сержант И. Н. Еремин.

18 июля строительство тоннеля было закончено, и подразделения полков были готовы к проведению боя с целью захвата пленных и уничтожения опорного пункта противника. Тоннель был высотой 190 сантиметров, шириной 220 сантиметров и длиной 130 метров.

В полдень 19 июля саперы в четырех метрах от траншей противника произвели взрыв, обрушив землю тоннеля, и в образовавшийся провал выскочила 257 штрафная рота в противогазах, впереди которой шел ее первый взвод под командованием лейтенанта В. В. Дебольского.

Работая штыками и кинжалами, ворвались в траншею немцев и по ходу сообщения ворвались во вторую траншею. В первые же минуты боя были захвачены расчеты двух пулеметов, пленен разведчик-наблюдатель и унтер-офицер. Вскоре подошло подкрепление: два взвода отдельной 420 разведывательной роты и специально подготовленные 1199 и 1203 стрелковые полки, которые при поддержке артиллерии и минометов сломили сопротивление врага и овладели господствующей высотой.

За три дня было отбито 26 атак противника, подбито три танка и уничтожено много живой силы. Подразделения 1199 с. п. «девятки» и 1203 с. п. «тройки», введенные в бой, несли чувствительные потери. Опасаясь лишних потерь личного состава и учитывая, что основная задача — взятие языка и не за горами общее наступление, командарм Н. И. Батов отвел полки на исходные позиции.

В декабре 1943 года вступил в члены ВЛКСМ (Всесоюзный ленинский коммунистический союз молодежи). В январе 1944 года был легко ранен в левую руку и по излечении вернулся в свой же 1199 стрелковый полк. В апреле 1945 года легко ранен в правую руку, но поле боя не покинул. В этом полку я провоевал до конца войны. За время боев мы форсировали реки: Десну, Сож, Днепр, Буг, Нарев, Вислу и Одер — и освободили города: Калипковичи, Барановичи, Бобруйск, Гданьск, Штеттин, Штральзунд. Войну закончили 7 мая 1945 года в районе острова Рюген, Германия.

354 стрелковая дивизия была очень боеспособная, она за всю войну даже не знала горечи отступления; ею командовал кадровый офицер, очень грамотный и способный — полковник Дмитрий Федорович Алексеев, который пользовался огромным авторитетом и уважением у командующих армиями, в которых дивизия воевала: в 5, 16, 20, 31 и 65 армиях, под командованием генералов: К. К. Рокоссовского, Л. А. Говорова, В. С. Поленова и П. И. Батова. За ратные подвиги дивизии было присвоено звание Калинковичская, и она была награждена орденами: В. И. Ленина, Боевого Красного Знамени и Суворова 2 степени. 1199 стрелковый полк, в составе которого я воевал, за успешные боевые действия был награжден орденом Боевого Красного Знамени и орденом Кутузова 2 степени. Я награжден 22 правительственными наградами, среди которых ордена: Отечественной войны, Красной Звезды. Четырьмя медалями: «За оборону Москвы», «За боевые заслуги», «За освобождение Бобруйска, Белоруссии, Варшавы», «За победу над Германией»; остальные юбилейные.

Война — это самый тяжелый в мире труд с ежеминутным огромным риском. Провоевав в пехоте четыре года, я пропахал брюхом от Москвы до Штральзунда (Германия), находясь в окопах, траншеях под открытым небом, перенося испытания и разные лишения, присущие войне, был неоднократно ранен. Эти многолетние горькие испытания по сей день оставили в душе чувства горечи, скорби, жалости, памяти и ненависти об этом трагическом времени и о войне, поэтому я о войне стараюсь даже не вспоминать.

Однако с большим волнением и горечью я вынужден встречаться — в порядке долга и патриотического воспитания — с населением городов и населенных пунктов, где проходил моей боевой путь и куда нас, ветеранов войны, многократно приглашают и с материнской заботой, любовью и теплотой радостно принимают. Даже эти, по сути мирные, строки меня вновь взволновали и вызвали головную боль; поэтому я ограничился изложением только некоторых эпизодов войны, в которых принимал участие.