Дмитрий Иванов - Шлюха. Примадонна. Банкирша. Книга 3

— Мои советы денег стоят, — после паузы ответил он. — Но с кончиной твоего отца я, кажется, потерял работу. Или нет?

Ксане не понравилось, как он произнес слово «отец». С явной иронией.

— Я не напрашиваюсь в опекуны, пойми меня правильно, — добавил Генрих Романович. — Но между нами должна существовать полная ясность. Ты меня нанимаешь или предпочтешь барахтаться сама?

В его вопросе содержался ответ. Одна Ксана безнадежно бы запуталась.

— Нанимаю, — негромко сказала она.

— Тогда другой коленкор. Условия остаются прежними. Мы просто продлим старый договор, но уже с тобой. Это я беру на себя. А теперь изволь говорить правду, и только правду. Ты ведь не сирота, так? Я имею в виду, что до приезда в Москву у тебя где-то был дом и настоящие папа с мамой. Что же тебя заставило отказаться от них и пойти в дочери к господину Марьямову?

Ответить на такой вопрос было непросто. Начинать следовало с Олексы Ивановича Буряка, которому родители целиком доверили судьбу дочери.

Конечно, они не предполагали, чем это обернется. А обернулось все жутким кошмаром. И Ксана не могла простить им этого. Ей казалось, что родители ее бросили, предали и забыли. Неужели их сердца не защемило от дурных предчувствий, когда Буряк и его дружок Семен по очереди насиловали Ксану, чтобы приучить бедную девчонку безропотно ложиться под первого встречного? Когда похотливые менты, устраивали ей «черные субботы»? Когда она, случайно подобранная в подмосковном лесу, цеплялась за жизнь на больничной койке? И потом, когда, от шока потеряв способность говорить, томилась в мрачном приюте для беспризорных, пока оттуда ее не забрал Марьямов? Неужели родителей нисколько не тревожило, куда она пропала и что с ней?…

Похоже, именно так и было. Вот почему Ксана решила вычеркнуть родителей из своей жизни вместе со всем своим черным прошлым. Это уже значительно позже она все-таки однажды не выдержала — отправила матери денежный перевод, хотя на бланке даже словечка не написала. Как такое расскажешь чужому человеку?…

— Так есть у тебя родители или нет? — с легким раздражением спросил Генрих Романович.

— Вообще-то есть… — сдалась Ксана. — Но я с ними…

— …связи не поддерживаешь, — договорил за нее Генрих Романович.

Ксана кивнула.

— Это следует задокументировать официально, — заметил тайный советник. — Иначе твое удочерение господином Марьямовым может быть подвергнуто сомнению. А за этим — и право наследования.

— Делайте как надо. Я все равно в этом ничего не понимаю.

— Хорошо. А что же ты, малыш, вина совсем не пьешь? Не угодили тебе французы?

— Я вообще не пью.

— «Шардоне» можно. Это ведь не алкоголь даже, а, так сказать, мечта в жидком виде.

Ксана едва пригубила мечты и отставила бокал.

— Поехали дальше, — удовлетворенно сказал Генрих Романович. — Тебя ведь господин Марьямов в каком-то детдоме отыскал, так?

— Так.

— А что было до того?

— До чего?

— До детдома. Только не сочиняй, малыш. Я в этом копаюсь исключительно в твоих интересах. Чтобы выявить все подводные камни. Так что давай исповедуйся. Дальше этой комнаты никакая информация не пойдет. Но я должен быть вооружен. Мы же теперь в одной лодке. Итак?…

Но Ксана словно опять онемела. Рассказывать, как она работала на Буряка? Да ни за что!..

— Я приблизительно догадываюсь, о чем ты молчишь, — снова заговорил тайный советник. — И чтобы тебя успокоить, могу сообщить, что господин Марьямов тоже не был ангелом. Да-да.

За ним числились всякие темные делишки и даже, уж извини, убийства.

После этой небрежно брошенной фразы в комнате повисла тишина.

Как только у Тимура выдалась короткая передышка, Жанна поведала ему все, что ей удалось узнать на Борисовских прудах.

— Ты подожди вешать нос на квинту, — сказал Тимур. — Может, твоя Миледи не насмерть разбилась. Этот придурок про свечку за упокой просто так ляпнул. Он же своими глазами ничего не видел, так? И не знает — может быть, врачи ее вытащили.

— Она бы позвонила. Обязательно.

— Да ты что! Сколько времени прошло? Всего ничего. Какие уж звонки, если человек с головы до ног в гипсе? Или в реанимации лежит. Надо справки навести. Прежде всего в Склифе.

— Ты правда веришь, что она могла остаться живой?

— Скажем так: пятьдесят на пятьдесят.

— Я звоню в Склиф! — вскочила Жанна.

— Сначала успокойся. Пара минут ничего не решает.

— Но у меня сердце не на месте!

— Вот я о том и говорю. Успокойся. Чтобы разговор был толковым, без истерик.

Жанна послушно села.

— Но что же там произошло с Милкой? — сказала она. — Сама она вряд ли прыгнула. У нее для самоубийства характера не хватило бы.

— А если ей действительно «помогли»?

— Кто?

— Не знаю. Может быть, все дело в том, как Ванечка оказался в ее квартире? Мне это с первого дня покоя не дает.

— Что же ты молчал?

— На следователя надеялся. Думал, он докопается. Но, видно, зря.

— Подожди… Ты же не думаешь, что Милка как-то замешана в похищении?

— А как иначе все объяснить?

— Да нет же… Она не могла…

— А если не по своей воле? Под давлением? Под угрозой? Ты же сама говоришь, что у нее характера нет. Любой может вертеть ею как захочет. Тем более какой-нибудь уголовный авторитет.

— Уголовный?…

— А кто кражу Ванечки устроил? Детский фонд? Что ты вообще знаешь о жизни своей Миледи? Чем она занималась последние годы? Кто ее тогда забрал из подвальчика, когда вы втроем решили девичник организовать после того концерта в «России»? Зачем она сделала пластическую операцию? Зачем имя сменила? Просто так? Шутки ради? Так не бывает, рыжая!..

Жанна и сама отлично понимала, что так не бывает. Ни на один из вопросов Тимура она не могла дать вразумительного ответа. Жизнь Миледи действительно скрывалась за завесой тайны. И единственный, кто мог пролить на все это хоть какой-то свет, была сама Миледи. Если она, Милка Мидовская, еще была…

Жанна не стала звонить в Склиф. По телефону ничего толком не выяснить. К тому же в ней теплилась робкая надежда, что, может быть, школьная подруга действительно находится в реанимации. Со всех точек зрения в Склиф разумней было съездить. И Жанна поехала.

Популярность Неподражаемой сыграла свою роль в знаменитом Институте скорой помощи. Жанну не отфутболили, как могло бы случиться с простым смертным, а с почетом сопроводили в кабинет главврача и там предложили кофейку, пока наводились справки.

Это оказалось довольно сложным делом. Кроме имени пострадавшей и места, где случилось несчастье, Жанна ничего сообщить не могла. Тем не менее не прошло и получаса, как запыхавшаяся великанша в белом халате явилась к главврачу с какими-то бумажками в руках. По выражению ее лица Жанна поняла, что хорошего ждать нечего.