Дмитрий Иванов - Шлюха. Примадонна. Банкирша. Книга 3

Она в напрасной надежде раз двадцать перечитала список счастливчиков, но своей фамилии так и не нашла.

Подламывающиеся ноги едва донесли ее до ближайшей скамейки. Там Валя сжалась в комочек и горько заплакала. Никто не обратил на нее внимания. Те, кто поступил в институт, тут же весело разлетелись праздновать свой успех. А те, кто подобно Вале Федотовой в этом году пролетел как фанера над Парижем, сами нуждались в утешении.

Валя впервые поступила наперекор родителям, а в результате — такой облом!

— Не выкобенивайся, Валентина! — увещевала ее мать. — Провалишься ты в МГУ. Была бы медалисткой, тогда другое дело. Или негрой из какой-нибудь Эфиопии. Их без конкурса берут. А так только деньги на дорогу зря потратишь.

Мать держалась непреклонно, и Валя так бы и осталась куковать в своем Белгороде, если бы не отец, обожавший дочку до беспамятства. Он долго крепился, но, когда уже все сроки для поездки в Москву вышли, вдруг достал из тайника заначку и объявил:

— Пускай попробует. А мы без ремонта еще пару лет потерпим. Потолок не рухнет, тараканы не съедят.

Мать, увидев у мужа в руках пачку денег, просто онемела. Потом родители на целый час закрылись в кухне и вышли оттуда раскрасневшиеся и охрипшие после бурных дебатов.

Несколько дней мать играла в молчанку, не желая в упор видеть ни мужа, ни дочь. Лишь на вокзале сказала угрожающе:

— Ну смотри, Валентина. Не поступишь — лучше домой не возвращайся.

— Да уж ты постарайся там, доченька, — добавил отец. — А то мать нас с тобой живьем съест.

Все это вспомнилось Вале теперь, и слезы хлынули с новой силой.

— Много баллов недобрала? — внезапно раздался рядом незнакомый голос.

От неожиданности Валя даже перестала плакать. Скосив глаза, она увидела рядом с собой взрослого мужчину, глядевшего на нее с состраданием.

— А вам-то что? — ощетинилась Валя на всякий случай.

— Не хочешь — не говори. Твое дело.

— Один балл всего.

— Один?! — Мужчина всплеснул руками. — Это надо же! Обидно. Очень обидно, понимаю.

Вале как раз в эту минуту был необходим понимающий человек. Тот, который бы выслушал ее, хоть как-то разделил с ней беду. Валя никогда не забывала предостережений матери и не вступала в разговоры с незнакомыми мужчинами. Но сейчас был особый случай. Да и дяденька, оказавшийся рядом, не вызывал никаких опасений. Взгляд у него был добрый и улыбка чуточку смущенная. Он, должно быть, и сам чувствовал себя неловко, заговорив с незнакомой девушкой.

А все-таки не смог равнодушно пройти мимо плачущего человека.

— А плакать кончай, — посоветовал мужчина совсем уж по-дружески. — Слыхала, наверно, — Москва слезам не верит.

— Я фильм такой видела, — невпопад ответила Валя. Она вдруг испугалась, что мужчина встанет и уйдет, оставив ее одну.

— Фильм — это фильм, — вздохнул мужчина. — А я про жизнь. Ты, надо понимать, сама-то не местная?

— Из Белгорода.

— И я не москвич. Тут приезжим вместе держаться надо. А то затопчут. Как тебя зовут-то?

— Валя Федотова.

— Ну и какие же у тебя ближайшие планы, Валентина Батьковна?

— Вещи в общаге возьму — и на вокзал.

— Домой, значит? Вот родители-то обрадуются.

Валя представила, как она войдет в родительский дом, и ее глаза вновь наполнились слезами.

— Не убьют — и на том спасибо, — прошептала она.

— А может, не стоит пороть горячку? — вкрадчиво заговорил мужчина, оглядывая девушку с головы до ног. — В этом МГУ тоже ведь живые люди, тоже кушать хотят. Догадываешься, о чем речь?

Валя не догадалась. Тогда мужчина начал ей осторожно втолковывать, что всему на этом свете есть определенная цена. Высшему образованию — тоже.

И давно уже заведен в столице такой порядок, что двери институтов радушно распахиваются перед теми, кто догадался принести в конвертике нужную сумму. А недогадливый, хоть лоб себе расшибет, недоберет в последний момент одного балла.

— Не может быть! — изумленно воскликнула Валя.

— Еще как может! — усмехнулся мужчина. — Лишь бы точно узнать, кто в приемной комиссии конвертик берет.

— Как же его искать? Всех подряд спрашивать?

— Тебе, конечно, не найти. А мне, например, — раз плюнуть.

— У меня все равно денег нет, — сказала Валя. — Только на обратную дорогу осталось.

— Ясный перец, — согласился мужчина. — Но мое-то поколение в молодые годы так сразу лапки вверх не поднимало. За свое счастье бороться надо.

— Как?

— Вот ты говоришь, что денег нет. А их ведь заработать можно.

— Здесь?

— Конечно.

— Но ведь я ничего не умею.

— Все равно можно. Было бы желание.

На этом разговор застрял. Валя просто не знала что сказать.

— Мороженое будешь? — вдруг спросил мужчина.

— Что?… Нет… То есть да… Спасибо…

Мужчина исчез на пару минут и вернулся с двумя эскимо.

— Это тебе отъезд подсластить, — подмигнул он. — Ничего. Мама с папой переживут. Аты на следующий год поступать приедешь. Ты ж не парень, тебе армия не грозит. У меня так с младшей сестренкой было. Сейчас уже Институт иностранных языков заканчивает. Между прочим, очень на тебя похожа. Я почему к тебе и подсел. Прямо копия.

— А вы думаете, я правда могу здесь деньги заработать? — спросила Валя.

— Я ж сказал — было бы желание. А в институт и в сентябре могут зачислить, если с конвертиком придешь. Так что смотри, Валентина.

Не находись Валя в таком отчаянии, ее бы, может, насторожило поведение незнакомого мужчины, ни с того ни с сего проявившего такое участие. Но собственные переживания совершенно лишили ее возможности здраво рассуждать.

— А насчет работы… — робко сказала она. — Вы не могли бы мне что-нибудь посоветовать?

— Надо сообразить… — ответил он не сразу. — Только об этом никому трепать не следует.

— Понимаю. Я и не собиралась.

— Вот и умница! — Мужчина широко улыбнулся. — Меня, кстати, Олексой Ивановичем зовут.

В его улыбке было что-то от волчьего оскала. Но Валя этого не заметила.

Однажды под вечер в прихожей раздался звонок, и Нина Никаноровна бросилась открывать дверь. Вдруг весточка от дочери или от мужа?

На лестничной площадке стоял какой-то кавказец в кожаном пиджаке. Щеки выбриты до синевы, в руке — чемоданчик-дипломат.

— Вам кого? — удивилась Нина Никаноровна.

— Швайко Нина Никаноровна вы будете?

— Она самая.

— Значит, вас.

— А по какому делу? — Нина Никаноровна, заподозрив неладное, загородила собой дверной проем.

— Я вам привет от Павла привез, — сверкнул золотой улыбкой кавказец.

У Нины Никаноровны сразу отлегло от сердца. Она впустила посланца из Дагестана в дом — и тут же со смущением сообразила, что у нее на кухне шаром покати.