Анонiм (Гор Грит) - Спящий бог 018

Человек отличается от такого насекомого размером тюрьмы. У него клетка размером 10 см, у нас до недавнего времени — планковский минимум и гильбертовский максимум. Их отличие огромно, но только по количеству. По качеству, по сути — это одно и то же.

С переводом статичной Вселенной в динамичную максимум формально преодолен. Но фактически нет. За время доминирования материализма в голове выросла клетка. Нам комфортно мыслить мир так, как в средние века — некое замкнутое пространство, внутри которого мы живем, а вокруг… Мы не хотим думать, что вокруг. Мы фантазируем, что внутри. Тем более, наше «внутри» большое, и мы можем городить там разные теории.

Мы полагаем предельным масштабом теорию глобальной мульти-вселенной — бесконечно много Вселенных. Это значит, где-то есть такой же мир, как наш. И там точно так же есть такой же я, который сейчас печатает этот текст, и такой же вы, который читает его. И таких миров бесконечно много.

Творцы подобных теорий гордятся таким масштабом, видя в нем торжество свободы мысли. Но гордиться особо нечем, ибо еще в V век до нашей эры Анаксагор учил: «есть города, населённые людьми, обработанные поля, и светит солнце, луна и другие звёзды, как у нас». Правда, он не дошел до идеи, что раз Вселенных бесконечное множество, из этого можно заключить, что человек всегда живет, только в разных Вселенных в разное время и в бесконечном множестве. Можно сказать, что мы бессмертны.

Но если вырваться за границы привычного способа мышления на уровень «существования» и «не существования как причины существования», все теории про бесконечные Вселенные теряют величие и кажутся формочками в детской песочнице. Это не шаг к корням, а растекание вширь — бессмысленное и бесперспективное.

Вчера разница между наукой и религией была глобальной — на уровне понимания мира. Сегодня она сводится к двум вещам. Первое различие несущественное и смешное. Наука и религия спорят, как правильно называть бытие, бывшее до Большого взрыва.

Религия продолжает его называть, как всегда называла, — Богом. Наука находит термин архаичным и предлагает называть его сингулярностью, квантовой флуктуацией вакуума и прочее. Спор больше похож не на философский, а на филологический.

Не важно, как называть то, что было до рождения Вселенной. Каждый может называть, как ему комфортнее. Здесь как с горшком: как ни называй, он от этого не перестанет быть горшком. То же самое и с причиной нашего бытия: как ее ни называй, на ее наличие это никак не влияет. Важно, что отрицать причину не получается.

Второе различие науки и религии такое же несущественное и тоже смешное. Но глупо в нем уже выглядит религия. Наука утверждает, что причина Вселенной непознаваема. Религия разделяет эту позицию в апофатической теологии, признавая, что Бог в принципе непознаваем. Бог не то, и не другое, и не что-либо из возможного.

Но на теологию напирает богословие, требуя совместить непознаваемость Бога с суевериями простонародья — дать ему зримые образы и известные качества. Бог должен быть добрый, хороший, любящий и т. п. Решает эту задачу катафатическое богословие. Оно утверждает, что Бога вполне себе можно познать, и начинает выводить заказанные качества через отрицание. Например, если про Бога ничего нельзя сказать, значит, нельзя сказать, что он злой. А если нельзя сказать, что злой, значит, Бог добрый.

Правда, по этой логике получается и обратное: если про Бога нельзя ничего сказать, то нельзя сказать, что он добрый. А если нельзя сказать, что Бог добрый, значит, он злой. Но, по понятным причинам, второй вариант богословы игнорируют.

На выходе получается Бог по заказу: добрый, всевидящий, милостивый и прочее. А что людей пилами и молотилами или в аду держит вечно и прочие садистские поступки, которые, ну хоть ты тресни, никак не вяжутся с добротой и любовью, на это у верующих принято или глаза закрывать, или говорить о непостижимости божественной любви.

Абсурдом это сильно попахивает. Но так как игнорировать информацию про любовь невозможно, она в Библии, массе начинают культивировать мнение, что Бог из Ветхого Завета, про которого в Бытии написано, как он все сотворил за семь дней, и кого Христос своим Отцом небесным называл, а апостолы считали Богом, — это какой-то другой Бог, еврейский. А вот наш Бог, христианский, добрый и не имеет отношения к евреям.

А что Христос, как минимум, по матери еврей, что все апостолы на 100 % евреи, что для всех христиан величайший праздник — совершение над Христом иудейского обряда, обрезания, все эти моменты тихо игнорируются, чтобы не смущать сообщество Акулин.

Любое определение Бога есть его ограничение. Назвать Бога добрым — ограничить его рамками добра. Назвать Бога злым — тот же эффект. Любые рамки не стыкуются с понятием бесконечности и всемогущества. Это выше добра, зла и любых иных границ. Но заглянуть по ту сторону добра и зла, как это пытался сделать Ницше, не получается.

Никакие определения Бога не лезут ни в какие логические ворота. Но у массы нет забора, и соответственно, ворот. Поэтому в нее влезают нужные власти представления о Боге и легко возводятся в статус божественной истины. И на этом жирная точка.

Наука с ухмылкой интересуется, как религия узнала качества непознаваемого. И теперь религия отвечает в стиле науки. Теологическим краем рта она говорит, что о Боге ничего нельзя помыслить. Если вы мыслите Бога, вы мыслите не Бога. Богословским краем рта она перечисляет качества Бога — добрый, любящий, милостивый и прочее.

Но вернемся к атеизму, к его многочисленным казусам, противоречиям и абсурдам, и скажем, что это полбеды. Беда атеизма — научные открытия, утверждающие начало и возраст Вселенной. Они неопровержимо и красноречиво указывают, что наука средних веков ошибалась, когда утверждала, что Вселенная существует вечно.

По логике, если сторонники научного атеизма признают средневековые взгляды на мир ложными, выводы из них они тоже должны признать ложными. Но не тут-то было. Атеисты, нисколько не смущаясь, заявляют, что хоть основание и ложное, но выводы из него они все равно будут считать… истиной. На предложение объяснить, как это у них такое чудо получилось, они предпочитают молчать, демонстрируя слепую веру фанатика.

У фанатика нет цели истину искать. Его цель — защищать свои догмы. Если они рухнут, велика вероятность разрушения личности. Сталкивается с информацией, грозящей разрушить личность, у человека включается инстинкт самосохранения. Ему не важно, насколько верна информация, разрушающая его представление о мире. Ему важно, что она разрушительная и воспринимается смертельной угрозой. Человек соответственно ведет себя — у него нет цели понять ее. Его цель — защититься от нее. Тут все средства хороши. Пусть возражения будут абсурдными и глупыми, главное, чтобы защищали.