Анонiм (Гор Грит) - Спящий бог 018

Чтобы понимать их суть, нужно различать богословие и теологию. С одной стороны, богословие — буквальный перевод теологии («Тео» – Бог, «логос» – слово). С другой стороны, религия состоит из двух частей, где одна позиционирована принципиально недоступной уму (таинства и откровения), а вторая, печатные и устные тексты, доступной к пониманию и осмыслению. Первой частью занимается богословие, а второй теология.

Эти две дисциплины имеют разную иерархию в табели о рангах. Богословие нужно понимать, как искусство интуитивно и чувственно, вне логики, открываться слову божьему. А теологию нужно понимать искусством постижения логики Бога человеческим разумом.

Богословие — корпус догматических утверждений, составляющих ядро вероучения. Эти утверждения позиционируются вне юрисдикции разума, как независимые от логики и эксперимента. Это идеология с доминированием иррациональных средств познания. Она может противоречить здравому смыслу и сама себе, но на статус утверждений это не влияет. Нет смысла исследовать и погружаться в корни утверждений с целью понять их. Догматические утверждения — абсолютная истина, предназначенная только для веры.

Теология — религиозная философия, ищущая ответы на онтологические вопросы в рамках богословия. Это религиозная идеология рационального формата, использующая формальную логику. Стоит теологу в своих изысканиях выйти за границы богословия, как он тут же превращается в еретика. И естественно, спешит вернуть свою мысль в границы слова божьего, чтобы не повторить судьбу еретиков, не вернувшихся из-за границы.

Разница между этими внешне схожими дисциплинами видна на том факте, что теология может быть как конфессиональной, так и внеконфессиональной, как направление философии. Например, она была составной частью системы Аристотеля. Богословие же ни при каких условиях внеконфессиональным быть не может.

Фома Аквинский делил теологию на откровенную и натуральную. Последняя была не верой, а изучением веры, т.е. вера в ней является не состоянием, а объектом изучения. И теологом может быть человек не верующий, тогда как неверующих богословов не бывает.

Теологи понимали, началом величины может быть не-величина; началом конечного может быть только бесконечное. Богословы говорили, что бесконечная непознаваемая первопричина может быть одновременно и конечной познаваемой величиной, и образом.

Не нужно много ума, чтобы видеть противоречие в утверждении, что конечное может быть бесконечным; невыразимое может быть выражено в образе; а непознаваемое можно познать. В теории избавиться от противоречий можно было только через переосмысление христианских догм. Но про это не могло быть и речи. Даже думать в эту сторону было грехом, ибо догмы — краеугольный камень вероучения. Теологи должны были в рамках догм совместить бесконечное и непознаваемое с конечным и образом.

Возникает безнадежная двойственная ситуация. У бесконечности не может быть образа, потому что для образа нужны границы, а у бесконечности нет границ. Если бесконечный Бог умещается в образ и имеет границу, он не бесконечен, и значит, не Бог.

В попытках преодолеть эту проблему величайший католический теолог и богослов Фома Аквинский заявляет, что бесконечности, как самостоятельной сущности, ее нет. Он говорит — чего нельзя помыслить, того нет. Бесконечность не мыслится. Следовательно, ее нет. Ему тут же возражают: если бесконечности нет, значит, Бог не бесконечный. Если не бесконечный, то какой? Конечный? Определить так Бога, значит, бесконечно умалить его величие. Аквинат попадает в тупик, который преодолевает лютой густой софистикой, из которой следует: Бог конечен и бесконечен одновременно. Но как сие чудо возможно, того немощный ум человека познать не может. Единственный выход — верить.

Такой прием не только теологи древности использовали. Его и сегодня используют вполне себе рациональные ученые. Например, математики говорят, что помыслить трехмерную сферу невозможно, но можно верить в ее реальность, и на этом основании заявлять, что форма Вселенной — трехмерная сфера. С таким же успехом могли назвать форму Вселенной абракадаброй. Про это у нас разговор будет ниже, тут я только отмечу, как удобно полемизировать, имея в кармане такой несокрушимый «аргумент».

Второй крупнейший теолог и мыслитель Николай Кузанский, мысль которого так же была лишена Церковью права выходить за границу христианских догм, ищет возможность снять противоречие через совмещение бесконечного Бога с конечным миром, и таким образом показать, что Бог может быть одновременно и конечным, и бесконечным.

Он пишет: «Абсолютный максимум есть абсолютный минимум». Максимум — бесконечность. Минимум — точка, где сжата бесконечность. Меньше точки ничего нельзя мыслить. Но при этом точка не величина, а как бы сконцентрированная бесконечность.

Эти мысли он не решается опубликовать, потому что в них страшная ересь: Бог сводится к двум состояниям, одно из которых — минимум, меньше которого нет ничего. Это пахло ересью — оскорблением величия Бога. Поэтому епископ решил попридержать свои мысли. Они будут найдены в записях немецкого мыслителя только после его смерти.

Средневековые теологи через словесную эквилибристику, софистику и инквизицию с ее запретом размышлять на темы, по которым Церковь высказала свое мнение, на время скрещивают ежа и ужа — бесконечность с формой. Религия в догматических тисках богословия стремительно костенеет, наполняясь твердокаменными начетниками.

Богословы в христианской конструкции играли роль жреческой партии — саддукеев. Им плевать было на логику и здравый смысл. Их дело — охранять догмы, заявленные Церковью информацией от Бога, и, следовательно, они вне критики человеческого разума.

Теологи выступали в роли фарисеев. Но их отношения с богословами имели иной характер, нежели в иудаизме отношения саддукеев с фарисеями. В иудаизме фарисеи постоянно доказывали саддукеям, что догмы могут меняться по воле Бога. Что Бог через пророков доставляет своему народу новые истины, соответствовавшие новой ситуации. Саддукеи стояли на неизменности догм. В христианстве теологи никогда не смели спорить и богословами — носителями догм. Потому что такой спор пах костром.

Грань между теологией и богословием сильно размыта. Один и тот же человек мог быть одновременно богословом и теологом, тогда как в иудаизме одновременно быть саддукеем и фарисеем невозможно. Отличие теологов от богословов было в том, что первые имели потребность совмещать христианские догмы со здравым смыслом, а вторые не имели, что ставили себе не в минус (скудость ума), а в плюс (сильная вера).