Евгений Бузни - Александра

— Но ведь это делали, и не кто-нибудь, а коммунисты. Прокурор тот, наверняка, член партии.

— Конечно, — не сдавался партийный работник, — к сожалению, есть коммунисты, которые поступают и не по совести, и не по закону. Но не означает же это, что так все должны действовать. Гдлян и Иванов многое сделали для раскрытия преступлений. Причём, не забудьте, что им, несомненно, помогали на самом верхнем эшелоне власти. Однако в случае с Лигачёвым, как и с другими, следует сначала представить в прокуратуру доказательства вины, возбудить уголовное дело, и только если суд назовёт его виновным, можно писать и кричать о нём повсюду.

— Все вы так, правду зажимаете, как до вас добираются, — воскликнула поэтесса и собиралась ещё что-то сказать, но в это время торопливо подошла Ирина Александровна:

— Девочка, извини, забыла, как тебя зовут.

— Лэсси.

— Как?

— Это мой псевдоним — Лэсси. А вообще я Таня.

— Хорошо, Лэсси или Танюша, ты не поможешь нам разложить мороженое в розетки? А то мы боимся, что оно растает, пока мы с Верой управимся. Настенька, — и она повернулась укоризненно к дочери, — разговариваете, а у Григория Ильича все рюмки и бокалы пустые. Как же так?

Хорошо, думала Настенька, что папе помогают Татьяна Евгеньевна и мама, которые то и дело прерывают спорщиков.

Свадьба завершилась спокойно, без скандала. Через несколько дней Володя вынужден был уехать в Ялту на работу, а Настенька осталась ещё на некоторое время пожить в Москве. Теперь она жила в новой для неё обстановке Володиной квартиры, знакомилась ближе с его родителями. Иногда выходила гулять, оставляя сына на попечительство другой бабушки, то есть Володиной мамы.

В один из таких дней двадцать первого мая, поддавшись общему желанию увидеть митингующих, Настенька поехала в Лужники, где под открытым небом у стадиона собирались тысячи москвичей и гостей столицы по случаю предстоящего первого съезда народных депутатов СССР.

От метро дорожка вела прямо к стадиону. У самого её начала стоял молодой никому пока неизвестный человек приятной наружности. Он не так давно окончил педагогический институт имени Ленина. Отличие его от других студентов состояло, прежде всего, в том, что ещё до окончания вуза он уже знал, что никогда не будет преподавать, то есть делать то, чему его учили, а влиятельные лица обеспечат ему персональную заявку на приличную должность в солидном ведомстве.

Чуть позже он станет помощником городского головы Попова, в связи с чем лебезившие перед ним и искренне верившие в его большое будущее женщины будут ласково называть его «наш Серёженька», завоюет право называться советником президента, что вскоре резко изменит к нему отношение и заставит бежать за границу, спасаясь от правосудия, а пока здесь перед стадионом имени Ленина он приглашает всех желающих принять участие в митинге, на котором будет даже борец за демократию Ельцин.

Солнце ещё не палило настолько, чтобы нельзя было его выдержать, но пригревало, напоминая собой, что лето уже рядышком. Настенька пробиралась сквозь толпу поближе к наскоро сколоченной деревянной трибуне. На неё уже поднялась группа людей. Председательствовать поручили народному депутату СССР Гавриилу Попову. Он сообщил, что митинг проводится по инициативе клуба «Московская трибуна», общества «Мемориал», комитета писателей в защиту перестройки «Апрель», клуба «Демократическая перестройка»…

Настенька и не представляла, что такое множество клубов и обществ создано в защиту и помощь перестройки. Это удивляло, поскольку о перестройке писалось в каждой газете, говорилось в каждой передаче. Никто не мог бы назвать противников перестройки. Но вот ведь считалось, что её нужно защищать и поддерживать. Столько людей боролось за перестройку, но никто не мог сказать чётко, что же собирались построить в результате этой перестройки.

С трибуны сообщалось, что идея митинга в том, чтобы дать наказ избранникам первого съезда депутатов трудящихся, который должен начать работу через несколько дней, о том, как вести съезд, что говорить на нём.

Первое слово председатель митинга предоставляет Борису Николаевичу Ельцину. Он тоже уже избран депутатом. Привычным жестом руководителя оратор то ли провёл рукой по волосам, то ли поприветствовал собравшихся.

Настенька впервые видела этого человека. Никаких мыслей о том, что он будет влиять на её жизнь в ближайшем будущем, не было. Краем уха слышала о его выступлении против Горбачёва. Это казалось интересным. Нынешнего генсека, его бесконечные словоизлияния она не терпела. Кто-то выступил против — это уже хорошо. Кое-что говорили о Ельцине гости на свадьбе. Теперь представилась возможность самой увидеть и оценить.

— Дорогие товарищи!

Его слушали внимательно. Его хотели понять. Ему хотели верить.

— У нас есть серьёзные опасения, что проведение съезда будет, как обычно, формальным. Этого нельзя допустить. Мы просим вас, наших избирателей, следить внимательно за ходом съезда и поддерживать наши инициативы. Мы будем бороться там, а вы нас поддерживайте на улицах.

Вы сами видите, что уровень жизни народа снижается, авторитет партии падает. Мы требуем проведения внеочередного двадцать восьмого съезда партии, на котором избрать новый состав центрального комитета партии и политбюро.

Ельцин взмахнул решительно рукой. Как по команде в нескольких местах раздались разрозненные крики «ура!». Их стали подхватывать и слово «ура» теперь неслось более сильной волной. Однако люди только начали раскачиваться.

Опять те же голоса прокричали другое слово «Ельцин!». И уже натренированная первыми криками, теперь дружнее, толпа стала скандировать:

— Ельцин! Ельцин! Ельцин!

Настенька не была готова к такому повороту дела, но почему-то голос её тоже рванулся и она, удивляясь сама себе, заметила, что тоже кричит это же имя Ельцина. Может, оттого, что он посмотрел в её сторону, и не удобно было не кричать, может, общие крики рядом вырвали крик и из неё.

После Ельцина у микрофона стал писатель Адамович и заговорил о событиях в Грузии.

Да, Настенька помнила. Как бы далеко они с Володей ни были от политики, думая о своём семейном счастье, телевизор иногда включался, и о гибели людей при столкновении с войсками они кое-что слышали. Адамович обвинял войска и Горбачёва.

Тут я позволю себе опять обратиться к моему хорошо информированному читателю. Можно, по-моему, понять Настеньку, не знавшую решительно ничего по этому вопросу. Слушая того или иного оратора впервые, всегда думается, что он говорит правду, и хочется ему верить. Но было же перед этим и выступление по телевидению самого Горбачёва по этому поводу, в котором он говорил: