Евгений Бузни - Александра

Но по пути она ещё чётко слышала из громких динамиков выступление какого-то Чубаиса, который требовал досрочного созыва партийного съезда, о чём уже говорилось раньше. Он требовал отмены резолюции десятого съезда партии коммунистов, запрещающую фракционность в партии.

Настеньке вспомнились герои книги Николая Островского. Один из оппозиционеров тоже требовал разрешения фракций. На что ему ответили: будем заниматься фракциями — превратимся в бестолочей, а не коммунистов, и некогда будет заниматься работой. «В этом что-то есть, — согласилась Настенька. — Вот шумели тут, кричали, голова пухнет, а мне кормить Женечку надо». И она засмеялась. «Такое серьёзное дело — митинг, а я о еде. Но Ленин бы, наверное, сказал: Э-э, девушка, еда — это тоже серьёзное дело. Тем более своевременная и калорийная еда ребёнка. Дети — наше будущее».

С этими мыслями Настенька и возвращалась домой.

На следующий же день газеты напомнили о героях митинга. И опять стали возникать вопросы о честности и принципиальности, когда Настенька читала официальное сообщение:

«В Президиуме Верховного Совета СССР рассмотрели представленные Прокуратурой СССР, КГБ СССР, Верховным судом СССР материалы по проверке жалоб о нарушениях законности при расследовании уголовных дел в Узбекской ССР бригадой следователей, возглавляемой старшим следователем по особо важным делам при Генеральном прокуроре СССР т. Гдляном Т.Х.

В 1983 году КГБ УзССР возбудил уголовное дело на начальника ОБХСС Бухарского облисполкома Музафарова, задержанного с поличным при получении взятки.

В сентябре 1983 года для дальнейшего расследования дело передано в Прокуратуру СССР.

В группе Гдляна работало до 200 человек, привлечено к уголовной ответственности 70 человек, в суд передано 19 дел, осуждено 40 человек.

Пошли жалобы на шантаж, принуждения к даче «признательных» показаний.

По данным КГБ Гдлян, Иванов и другие нередко допускали оскорбления арестованных, унижение их человеческого достоинства и запугивание расстрелом».

— Вот так клюква, — сказала Настенька, закончив читать. — Трифон Семёнович, что вы думаете, где же правда? Я вчера на митинге слышала совершенно обратное о Гдляне и Иванове. Следователи обвиняют Лигачёва в коррупции, а сами добиваются признаний незаконным путём. Да ведь угрозами расстрела можно любое показание получить, так?

Академик, а Усатов уже стал академиком, только что вернулся с работы, погрузился в глубокое мягкое кресло и развлекался с внуком, помогая ему прыгать маленькими толстенькими ножками по коленям деда. Но игра с ребёнком не мешала оставаться серьёзным.

— Конечно, Настенька, эти следователи сейчас очень популярны, как и Ельцин. И я думаю, что они стремятся все не столько к справедливости, сколько к личной популярности. Мы, например, в академии сегодня проводили обычное заседание. Никто не выкрикивал лозунги, не плевал в правительство. Мы сидели и обсуждали конкретные вопросы по выполнению продовольственной программы. Нам нужно кормить людей мясом, хлебом, молоком, виноградом и сотнями других продуктов. Если мы пойдём митинговать, то что же будем завтра есть? И так с продуктами пошли перебои. Я думаю, что и на заводах такая же ситуация. Почему же прокуратура должна выставляться на показ и устраивать телевизионные представления? Это такой же труд, как и наш. Нужно работать неустанно по выявлению преступников, делать всё для ликвидации причин преступлений в первую очередь, а не придумывать игры в Пинкертонов. Поэтому я, во-первых, не уверен в том, что эти популярные сыщики действуют всегда во имя справедливости. Газета подтверждает наши опасения. А, во-вторых, их действия похожи на хорошо спланированную акцию для достижения какой-то другой цели. Кому-то очень нужен компромат партии.

— А разве партия сама себя не компрометирует, когда устраивает охоту в заповедниках, убивая попутно как бы случайно людей, не компрометирует, обвиняя ни в чём неповинных людей во всех смертных грехах, да и расстреливая в гулагах, о чём столько говорят, не компрометирует, используя свою власть и силу не во благо народа, а в своих личных интересах?

Настенька высказывала все свои обиды, чувствуя подсознательно нелогичность, смешивая всё вместе, но не могла остановиться, но Усатов мягко прервал её:

— Ой-ой, не задави меня, а то наезжаешь, как танк. Не надо путать частное с общим. Люди неправедные есть в любой общественной формации, в любой системе. Но мы должны смотреть в корень. Что есть партия? Это её устав, программа и конкретные действия. Убеждён, что ты ничего не имеешь против программы нашей партии, её генеральной линии сделать каждого человека счастливым и свободным. Подчёркиваю — каждого, а не какую-то группу или социальный слой.

Увидев, что Настенька согласно кивнула головой, Трифон Семёнович продолжал, посадив Женечку на колени и наблюдая, как малыш увлёкся пуговицей на джемпере деда:

— Можно спорить по отдельным пунктам, но это детали. Против устава ты тоже не возражаешь. И по большому счёту, если бы всё выполнялось по уставу и программе, то никто бы не возражал, да и результаты давно бы были другими. Стало быть, дело в осуществлении. В том, как заставить или научить каждого члена партии поступать в соответствии с законами партии. Тут можно спорить, за это бороться.

— Ну, вот, наверное, Ельцин это и делает? Поэтому он и популярен?

— Честно говоря, не уверен. Что-то в нём есть, но боюсь, что поддерживают его только потому, что больше некого. Он выступает открыто против Горбачёва, потому и пользуется успехом.

— Не знаю, я, во всяком случае, на его стороне.

Между тем, спор молодой женщины и многоопытного академика в московской квартире был лишь частью огромного спора в жизни всей страны, центром которого стал в эти дни первый съезд народных депутатов СССР, открывшийся в Кремлёвском Дворце съездов двадцать пятого июня в десять часов утра.

Событие было необычным отнюдь не потому, что более двух тысяч депутатов собрались в огромном зале дворца. Страна давно привыкла к масштабным съездам и конференциям. Но тут случай был особым. Впервые выборы депутатов проводились на демократической основе, когда на каждое место при голосовании выдвигалось несколько претендентов. Об этом мечтали, о такой системе все говорили, и она когда-то была в стране, только постепенно исчезала, как анахронизм. Теперь же её снова ввели. Это было в духе перестройки, в духе гласности.

Горбачёв, который считал себя не без оснований инициатором этих нововведений, за себя не волновался. Он был уверен в своей популярности, он знал, что демократия заканчивается выборами депутатов, а дальше съезд пойдёт, как и все остальные крупные мероприятия, по чёткому заготовленному плану. Конечно, о митинге в Лужниках ему докладывали. О том, что готовится бой, ему тоже было известно. Не знал, может быть, только того, что бой начнётся несколько раньше.