Леван Хаиндрава - Очарованная даль

Молодой китаец, сделав как было приказано, настороженно и пытливо вглядывался Гоге в лицо, но внешне был спокоен. Гога провел руками по его бокам. С каждой стороны у китайца явственно прощупывалось по пистолету. Встретившись с ним взглядом, Гога подмигнул, глаза того засветились затаенной улыбкой. Усиленно пошуровав по его спине, груди и животу, где не было и не могло быть оружия, Гога резко гаркнул:

— Проходи! — Проделав ту же процедуру со вторым (и у того было по пистолету под мышками), громко, чтоб Батлер слышал, приказал полицейскому-китайцу: — Всё! Больше никого не пропускаем!

В это время Батлер возвращался от своего мороженщика.

— Ну, что у него там?

— Да ничего, — разочарованно махнул рукой Батлер.

— Я вам советую, Морис, никогда при обыске не стоять вплотную к обыскиваемому и прямо перед ним. Оружие у него может оказаться в рукаве, и он выпустит вам пулю прямо в живот. Такой случай был на участке Жоффр. Надо держаться сбоку и чуть-чуть сзади, подстраховывая того, кто обыскивает.

Необычайный подъем ощущал Гога в эти минуты. Он был горд собой (а это чувство так редко доводилось ему испытывать, и оно так было ему нужно особенно в эти недели острой неудовлетворенности собой). Как жаль, что о его сегодняшнем приключении (эх, не то слово! Но какое другое будет правильным?) нельзя никому рассказать: ни Коле Джавахадзе, ни Жорке Кипиани, ни Коке. Может быть, маме или Владику? Нет, Владик слишком молод, он может поделиться с Сико, а что знает Сико, знает весь город. Маме? Та, конечно, тайну сохранит, но это ее очень обеспокоит и, однажды потеряв уверенность в безопасности сына, уже не успокоится. Нет, не надо тревожить маму, ей и так несладко после смерти отца. Да и несолидно как-то. Ведь то, что он совершил сегодня, никакой не подвиг — просто мужской поступок.

Но душевный подъем продолжал клокотать в нем, он чувствовал прилив энергии. Вот такое бы настроение, когда будем играть с итальянцами!

Легко и весело довел он до конца свое дежурство, составляя разительный контраст с растерянным Батлером, который все не мог прийти в себя от полученного предостережения.

Гоге теперь было даже жаль его, и он в последний час дежурства стал особенно любезен с Батлером — чтоб сделать ему приятное, позволил расписываться в служебных книжечках постовых полицейских, возвышая его тем самым в глазах азиатского персонала.

Когда Гога приехал домой, Вера Александровна уже спала. Она по-прежнему ложилась рано, а бабушка Тереза и того раньше. Владика еще не было — пошел, наверное, на последний сеанс в кино. Жаль. О том, чтобы самому лечь спать, и речи быть не могло. Хорошо было бы посидеть, поговорить с братом. Все-таки очень уж велик соблазн рассказать ему о сегодняшнем.

До сих пор в жизни Гоги не было никаких секретов, и он не знал, умеет ли их хранить, но считал такое умение обязательным для мужчины.

Притворив дверь в спальню, чтобы не побеспокоить спящих, Гога зажег свет в столовой и под термосом с горячим кофе, который вместе с бутербродом всегда оставляла ему Вера Александровна, увидел бумажку. Крупным, прямым почерком Коки, с нажимом и не без орфографических ошибок было выведено:

«Гога! Куда ты пропал? Забыл, что у Сергея день рождения? Мы — в «Лидо». Ждем тебя. С нами very pretty girls [82] Очень хорошенькие девушки (англ.) . . Приезжай!»

Гога бросил взгляд на часы: четверть первого. В другом случае он бы не подумал откликнуться — поздно. Однако сегодня призыв неугомонного Коки заставил его задуматься. Устать он сегодня не устал, а жажда активности, подъем продолжали владеть им.

Переодеться, взять такси — и к часу можно быть в «Лидо». К тому же сегодня суббота, все кабаре работают до трех ночи, а некоторые и позже. И завтра — спи сколько влезет. Решено.

Быстро сменив форму на элегантный бежевый костюм, повязав темно-коричневый галстук (подарок Жаклин!), слегка опрыскав себя одеколоном (водилась за ним такая слабость), Гога через четверть часа уже мчался на Баблинг Велл род. Тротуар у «Лидо» был освещен неестественным багровым светом неоновых трубок. Представительный красавец-индус, швейцар заведения, в расшитой золотым позументом ярко-синей форме, делавшей его похожим на опереточного генерала, беседовал с индусом-полицейским в тюрбане.

Рикш, вечно толкущихся около подъездов ночных баров и кабаре, не было. Публика, посещавшая «Лидо», ими не пользовалась. Сюда приезжали или, как Гога, на такси, или на собственных машинах. Они и стояли, растянувшись вдоль тротуара вереницей до самого кинотеатра «Гранд».

Гога расплатился с шофером и, кивнув распахнувшему перед ним широкую дверь швейцару, опустил ему в карман серебряную мелочь. Индус браво козырнул и осклабился.

Подымаясь по лестнице, Гога не преминул взглянуть на себя в зеркало и, что редко с ним случалось, в целом остался собой доволен. В новом, хорошо сшитом костюме он выглядел более стройным, чем был на самом деле. Вот бы росту еще сантиметра три прибавить! Но сегодня никакие недостатки собственной внешности не могли испортить Гоге настроения.

Из зала доносились звуки громкой музыки, здесь играл один из лучших джазов города, составленный из русских музыкантов. Лидер оркестра — Серж Эрмолл, а попросту — Сережка Ермолов, лысый, некрасивый, но по-своему привлекательный, вытягивая из трубы немыслимую ноту, тем не менее заметил Гогу и дружески ему подмигнул.

— Hey, George! Here we are! [83] — Эй, Джордж! Мы здесь! (англ.) — услышал Гога откуда-то слева пронзительный, различимый среди любого шума голос Коки. Он посмотрел в ту сторону.

Из полутьмы зала ему весело махал рукой Сергей Игнатьев. Довольно неожиданно для Гоги за столом оказался и Жорка Кипиани.

Тут же кудахтал на своем птичье-английском языке целый выводок девушек, хорошеньких и даже разномастных, но каких-то таких, что их трудно было отличить одну от другой. Кокин стиль: «pretty, slender and willing» [84] Хорошенькие, миниатюрные и податливые (англ.) . .

Гога подошел. Его весело приветствовали и усадили рядом с миловидной евразийкой. Назвала она себя не то Нелли, не то Долли, но это было неважно. Позднее выяснится. Именинник Сергей в белом смокинге («Рановато, — подумал Гога, — но допустимо — сезон весенних скачек уже открылся») и черных брюках с атласными лампасами пребывал в своем обычном благодушном настроении. Кока был слегка навеселе, но притворялся сильно выпившим, а Кипиани, в этой англоязычной компании чувствовавший себя явно не в своей тарелке, обрадовался появлению Гоги и тут же, налив джину себе и ему по полной стопке и чокнувшись с ним, свою опорожнил до дна.

— Что же ты так поздно? А мы тебя дома ждали, — спрашивал Игнатьев.