Леван Хаиндрава - Очарованная даль

Вторую подачу итальянец, уже готовый к ней, принял точнее, но не навесил капитану для атакующего удара, а просто дал ему удобный пас. Чевенини переправил мяч через его голову игроку, стоявшему с противоположной стороны у сетки, и тот, выпрыгнув, не резко, но точно приземлил его левой рукой на грузинской половине. Это была явно заранее подготовленная новинка. Не ожидавший такой комбинации Кипиани, стоявший с той стороны сетки, не успел сблокировать удар. Балкон бурно отозвался на первый успех своей команды.

Гога, подняв голову увидел, что аплодирует и Жаклин. Ну хорошо же!..

Дальше игра пошла очко в очко, и старший Лабадзе ушел с передней линии при счете 5:5. Это была явная неудача, потому что сейчас у сетки в грузинской команде не было атакующих игроков. Там находились Гога, Церодзе и Джаяни. Правда, Лабадзе вышел на подачу. Одна пушечная подача, вторая, третья, и счет стал 8:5. Итальянцы взяли минутный перерыв. Гога сказал Лабадзе-старшему:

— У них сейчас задняя линия выдвинется немного вперед. Подай им свечой, подальше, за головы.

Но Лабадзе пренебрег советом Гоги. Он считал, что наступил решающий момент: если сейчас, после тайм-аута, итальянцы не сумеют принять его подачу, они будут сломлены и можно выиграть первую партию с ходу. Соображение было резонное, но, желая сделать свою подачу совершенно неотразимой, он послал мяч слишком низко и угодил в сетку. Мяч перешел к соперникам, а расположение игроков на грузинской стороне — самое невыгодное.

Итальянцы подали незамысловато — просто на заднюю линию, со второго паса Гога выпрыгнул, но слишком рано, а Церодзе навесил ему высоковато. Гога достал мяч, уже опускаясь, и запустил в аут. 8:6.

Гога готов был сквозь землю провалиться: первый же его удар дал очко противнику. И Жаклин там, наверху, смотрит и небось радуется, будь она неладна совсем!

— Ничего, ничего, Гога, это моя вина, — успокоительно сказал опытный Церодзе, понимавший, что чувствует Гога.

Следующая подача была такой же незатейливой. Грузины снова разыграли ее на три паса, и Гога на этот раз послал мяч довольно и сильно и точно. С той стороны мяч приняли, но атакующий удар сделать не сумели. Игра снова пошла с переменным успехом. Два раза подряд неудачно гасил Кипиани — и счет сравнялся: 12:12, а потом итальянцы вышли вперед на очко. Момент был критический, но на следующем переходе уже выходил к сетке Вахтанг Лабадзе. Важно было отобрать подачу во что бы то ни стало.

Как это случилось, когда обе стороны занервничали, начался суматошный, малоосмысленный переброс мяча, лишь бы переправить его на сторону противника. Тут все решало, кто первый возьмет себя в руки. Это удалось Гоге. Когда в очередной раз мяч со стороны итальянцев еще только перелетал через сетку, раздался его громкий и властно звучащий голос:

— Спокойно! На три паса! Рраз, два…

Третий шел к нему. Сжав зубы и весь подобравшись, чтоб выпрыгнуть повыше, он разбежался, вложил всю силу в прыжок и резко послал мяч прямо в ноги стоявшему в центре Чевенини:

— На, держи!

Гога сам не знал, кому адресовал свой возглас: итальянцу или Жаклин. Чевенини не успел среагировать, и мяч ударился о землю: гейм! 19:17. Это был рекордный счет, и зал, забыв, кто за кого, разразился аплодисментами по адресу обеих команд.

Во время перерыва Гоге предстояло принять нелегкое решение. Двое в команде были сегодня явно не в ударе: Кипиани и Церодзе. Поскольку в запасе находился только один игрок — Гогичайшвили, предстояло решить, кого из двух снять. Тут сомнений не было: вывести запасного вместо Кипиани — значит опять остаться только с двумя нападающими.

— Кто отдохнет? — спросил Гога.

— Я, — сказал спокойно Васо Церодзе, вытирая пот. — Джаяни должен остаться, у него сегодня игра идет. У тебя тем более.

Наступила недолгая, но нелегкая пауза.

— Ну что ж, пожалуй, ты прав, Васо, — в тоне Гоги слышались и облегчение, и благодарность. И, повернувшись к Гогичайшвили, он сказал: — Разогрейся, Ираклий, будешь играть.

Тот чуть побледнел, но глаза его из-под густых черных бровей вспыхнули радостно.

— Да, и вот что еще, ребята, — сказал Церодзе. — Надо каждый раз ставить блок этому… номеру третьему. Капитану. А то он в конце партии разыгрался.

— Да черт его знает, как ему ставить! — откликнулся недовольный собой Кипиани. — Никак в темп попасть не могу.

— Его дайте мне! — сказал Гога таким тоном, будто хотел добавить: «Я ему сейчас голову оторву!» — Расстановку изменим.

Раздались голоса, выражавшие сомнение в целесообразности такой меры. Доводы звучали справедливо, но Гога был не в состоянии совладать с собой: он должен хотя бы через сетку помериться с ним силами и рассчитаться.

— Вот посмотрите, я его съем, — уверенно и с такой мрачной решимостью произнес Гога, что многие поколебались. К тому же Гогу поддержал присутствовавший тут же Карцев.

— Пусть Гога играет против него. У Гоги получится.

Так и решили.

Послышался свисток судьи, вызывавшего команды на площадку.

— Не спешите, ребята, пусть они раньше станут, а мы потом, — предупредил Гога и обернулся к Джаяни: — Ты меня подстраховывай на случай, если он бить не будет, а обманет. А мы с тобой, — эти слова были обращены к Гогичайшвили, — когда он выйдет на первую позицию у сетки, как только подача будет произведена, рокируемся. Ты меня понимаешь? Ну, местами меняемся: ты — на мое, я — на твое.

Гогичайшвили кивнул головой, но не особенно уверенно, и Церодзе, показывая руками, кто где стоит, объяснил ему дополнительно замысел Гоги, который сам вполне одобрял. Но для того, чтобы этот маневр успешно осуществить, требовалась синхронность действий, а ее-то как раз команде недоставало: ведь комбинация с рокировкой у сетки не была отработана заранее, а родилась на месте. Поэтому проход Вахтанга Лабадзе вдоль передней линии не дал грузинам преимущества. К тому же итальянцы тоже ввели нового игрока: рослый, мощный № 12-й выпрыгивал высоко и наносил удар по мячу с высшей точки. Заблокировать такой удар было трудно. Правда, два раза Джаяни и один раз Гога сумели не только принять мячи после его ударов, но даже дать приличный пас — и уж тут Вахтанг Лабадзе не сплоховал. Но и у итальянцев Маинетти — вратарь футбольной команды — творил чудеса на задней линии.

Перелом наступил, когда Чевенини и Гога вышли к сетке. Гогичайшвили наконец разобрался, что от него требуется, и действовал безошибочно. Только одно очко с первой позиции удалось Чевенини добавить к счету своей команды, а дальше последовала серия удачных блоков, которые ему ставил Гога, и команда «Святого Георгия» начала набирать очко за очком.

Чевенини был сам не свой. Ему бы взять тайм-аут, передохнуть, успокоиться, попытаться трезво оценить складывающуюся обстановку и, перестав играть напролом, перейти к обманным ударам. Но он был капитан, признанный лучший игрок, единственный офицер среди членов команды и привык к никем не оспариваемой ведущей роли. И он колотил и колотил по мячу, вкладывая в удар всю силу, и сила эта обращалась в пользу противника: мяч с удручающей закономерностью опускался у него за спиной, и даже великолепный Маинетти со своей поразительной реакцией был бессилен что-либо сделать. Ведь мяч после удачно поставленного блока стремителен и непредсказуем. Да еще этот проклятый georgiano каждый раз нагло улыбается ему прямо в лицо. Чевенини еле владел собой.