Валерий Верхоглядов - Соло для одного

Тьфу ты, черт!

Я сунул бутылку в холодильник, и пока она там охлаждалась, решил съездить к источнику. Из озера у нас в кооперативе берут воду для бани и полива, а в качестве питьевой используется только родниковая. Побросал в багажник пустые канистры числом пять и покатил. Вообще-то под градусом я за руль не сажусь, но те три рюмки, что были выпиты за обедом, давно уже вышли с потом, да и гаишников в здешнем медвежьем углу, по правде сказать, отродясь не видывали.

О тех, кто рискует ездить по карельским дорогам, нужно слагать героические саги. Это люди, для которых подвиг стал нормой жизни.

Трясясь на колдобинах и проскакивая на ходу наиболее глубокие лужи, я добрался до моста через Малую Суну и повернул к источнику. То, что вело к нему, было не дорогой, а просто направлением. Последний ремонт полотна здесь производился лет тридцать назад, и проезжая часть больше всего напоминала полигон для учебного бомбометания. Мой приятель как-то поехал за водой на иномарке, у которой подача бензина, момент зажигания смеси, подогрев кресел, амплитуда движения подвески и многое другое регулируется электроникой. На третьем метре от развилки бортовой компьютер отключил двигатель, а на дисплее загорелась надпись «Дальше дороги нет». «Как же нет? Вот она!» — орал приятель и тыкал пальцем в лобовое стекло. Но переубедить машину ему не удалось.

…Вечер был прекрасен. Горечь увядающей листвы настраивала на лирический лад. Из цементной трубы, вмурованной добрыми самарянами-дачниками в крошечную плотину, лилась кристальной чистоты целебная влага. Я держал под холодной струей десятилитровую канистру, когда услышал за спиной: «Вода хорошая?»

Спросили по-русски, но с легким акцентом.

Оглянулся. В двух шагах стоял негр.

Мистика! Откуда он взялся?

— Вода хорошая? — повторил он.

Я молча кивнул.

Негр попил, черпая воду розовой ладошкой, вытер губы и поинтересовался:

— Здесь наши не проходили?

Прикинув, где Африка и где мы, я, чтобы не огорчать представителя древней расы, сказал:

— Полагаю, они на подходе.

— Спасибо, — сказал негр и пошел в сторону Малосунского дачного кооператива.

А я набрал воду в оставшиеся канистры и поехал к себе, размышляя о чудесах, которые время от времени случаются в лесу на нехоженых тропах или вот у таких колдовских родников со студеной водой.

Дома я нащипал лучины и растопил печь — ночи уже были холодные, и если с вечера не прогреть домишко, то к утру околеешь. Чтобы не жечь дрова понапрасну, поставил на плиту две большие кастрюли с водой.

Ужинать решил на веранде.

Из окна открывался великолепный вид на участок.

Илья Севастьянович был, без сомнения, настоящим коммунистом. Выйдя на заслуженный отдых, он решил за ближайшие двадцать лет обустроить на болотистом участке небольшой райский уголок. Для начала дед, как частники всех времен и народов, раздвинул границы своего надела и тем самым увеличил его площадь по крайней мере вдвое. Впрочем, так все вокруг делали. А затем дед начал вкалывать: рыл мелиоративные канавы, таскал песок, ворочал камни. Следующее лето он встречал в избушке-времянке, под окнами которой божественно цвела картошка.

Я налил рюмку за светлую память о тесте. Тушенка настоялась и, как всегда, была вкусной. Вторая рюмка примирила меня с одиночеством. Над домом соседа пылал рериховский закат. Я открыл форточку, и на веранду медленно вплыли вечерние запахи. Налетевший со стороны озера порыв разбудил куст лабазника под окном, и его листья, словно зеленые ладошки, беззвучно застучали по стеклу.

Как и все люди при социализме, дед жил грядущим, это давало ему силы. Он постоянно говорил, что когда дачный участок наконец обустроится, то за большим столом будут частенько сиживать друзья и родственники, а он, радушный хозяин, будет наливать им водку и угощать сямозерской ухой. И песни петься будут, и рассказы рассказываться.

Первое время деду в приближении этой мечты помогал его сын Максим, но вскоре он со своей женой-ингерманландкой уехал жить в Финляндию и возвращаться в Россию, думаю, не собирается. Трудится там в строительной фирме и весьма доволен своим положением.

Поэтому дед из года в год горбатился на участке один.

Из родственников, насколько я помню, сюда лишь однажды и ненадолго приезжал дядя Витя из Питера, двоюродный брат Ильи Севастьяновича, а из друзей — на пару дней заглянул Николай Михайлович, постоянный компаньон по зимним рыбалкам.

Когда стало ясно, что мечта явно утопическая, дед уже втянулся в работу и не мыслил своей жизни без этого клочка ухоженной земли.

У нас с Ильей Севастьяновичем отношения были непростые. Вначале достаточно дружественные, впоследствии они год от года стали все больше портиться.

Загрустив, я еще выпил и с горечью подумал, что все мы сильны задним умом. Мог бы из-за пустяков и не спорить с дедом, а, понимая, что дача — его единственная отрада и привязанность, приезжал бы почаще да помогал побольше.

Под влиянием алкоголя я расчувствовался и вдруг понял, что всегда деда любил и сейчас мне его очень не хватает.

«Но-но, Смирнов, — сказал я себе. — Смирно! Еще прослезись. Хватит нюни распускать. Раньше нужно было думать. И вообще, пора с огурцами поговорить, заждались».

Вода на плите согрелась. Я налил несколько ковшиков в лейку, добавил холодной из бочки — вот теперь в самый раз.

Было уже достаточно сумрачно, и я с помощью шнура-удлинителя подключил переноску, висевшую в центре теплицы. С трудом протиснулся в узкую щель входа — до чего ж дурацкая конструкция, тот, кто это проектировал, представление о дачных заботах имел чисто умозрительное, чтоб ему так домой каждый день попадать.

Огурцы стояли в полный рост стеной.

— Здорово, ребята, — сказал я зеленому войску. — Пропозиция такая: вначале полив, потом разговоры.

Я вылил под шершавые стебли пять леек теплой воды. Запахло мокрой землей и тропической прелью. Маленькими, почти игрушечными грабельками слегка разрыхлил почву, чтобы влага лучше впиталась, и беспощадно выполол проклюнувшиеся сорняки — откуда они только берутся? Вроде, никто не сеет.

Потом сел посередине теплицы на перевернутое ведро, закурил.

— Вот теперь поговорим. Для начала — анекдот. Одна молодая женщина рассказывает приятельнице: «Мы с мужем опростоволосились — теперь не знаем, что и делать? Занимаемся днем любовью, вдруг кто-то в дверь постучал, мы как ломанулись оба в шкаф. Так неудобно… Ситуация — глупее не придумать».

Огурцы одобрительно промолчали, но было видно — понравилось.

Потом я стал читать им стихи: Пастернака, Гумилева, Мандельштама…

Нам предстоит еще узнать немало интересного из жизни растений. Уверен — будет чему поразиться. Они не видят и не слышат, но ведь чувствуют и каким-то образом запоминают жизненно важную информацию.