Джоди Пиколт - Девятнадцать минут [litres]

– Ее честь готова вас принять, – сказала Элеанор.

Прежде чем пройти в кабинет судьи, Джордан наклонился к секретарше и шепотом дорассказал ей анекдот, от которого Диана Ливен бесцеремонно отвлекла его своим появлением.

– Так вот муж заглядывает в коробку и говорит: «Дорогая, это не пазл… это кукурузные хлопья!»

Элеанор хихикнула, а Диана нахмурилась:

– Что это было? Пароль?

– Вроде того, Диана. На тайном адвокатском языке это означает: «Ни в коем случае не передавай моих слов прокурору».

– Я так и подумала, – пробормотала Диана, и они вошли в кабинет.

Судья Кормье уже облачилась в мантию и теперь сидела, сложив руки перед собой на столе.

– В чем дело, коллеги? В зале нас уже ждут.

Диана посмотрела на Джордана, но тот только поднял брови. Если ей хотелось ворошить осиное гнездо – пускай, а он лучше постоит в сторонке. Пусть судья Кормье точит зуб на обвинение, а не на защиту.

– Ваша честь, – поколебавшись, начала Диана, – насколько я понимаю, ваша дочь была в школе в день стрельбы. Мы даже допрашивали ее.

Джордан отметил про себя, что нельзя не отдать должное самообладанию судьи Кормье: она смерила прокурора таким взглядом, словно та ляпнула какую-то нелепость. Наподобие того анекдота про тупую блондинку.

– Мне это известно, – ответила судья. – В день стрельбы в школе было около тысячи учеников.

– Разумеется, Ваша честь. Я просто… хотела спросить, прежде чем мы выйдем на публику, собираетесь ли вы только вести слушание по предъявлению обвинения или планируете рассматривать дело и в дальнейшем?

Посмотрев на Диану, Джордан подумал: «Откуда у нее такая уверенность в том, что Кормье должна взять самоотвод? Может, она знает про Джози больше, чем я?»

– Как я уже сказала, в школе было свыше тысячи детей. Чьи-то родители служат в полиции, чьи-то здесь, в суде. Один человек работает у вас в прокуратуре.

– Да, Ваша честь, но этот сотрудник не занимается делом Питера Хоутона.

Судья спокойно посмотрела на нее:

– Вы намерены вызвать мою дочь на суд в качестве свидетеля, миз Ливен?

Диана задумалась:

– Нет, Ваша честь.

– Я читала показания дочери и не увидела в них ничего такого, что мешало бы нам приступить к исполнению наших обязанностей.

Джордан тем временем мысленно перебирал известные ему факты: Питер спрашивал, все ли с Джози в порядке; Джози присутствовала на месте преступления; Джози была единственной, чью фотографию Питер сначала обвел, а потом вычеркнул, подписав: «Пускай живет». Тем не менее мать девушки считала, что ее показания не могут повлиять на рассмотрение дела, а Диана не видела оснований для того, чтобы включить ее в список свидетелей обвинения. Джордан опустил глаза, снова и снова проигрывая все это в уме, словно видеопленку, на которой была записана какая-то бессмыслица.

В здании бывшей начальной школы, где теперь располагалась старшая школа Стерлинга, не было кафетерия, потому что малыши ели прямо в классах, за партами. Предложить то же самое подросткам школьная администрация посчитала неуместным, поэтому в библиотеке устроили импровизированный кафетерий. Книжки с полок убрали, но на полу остался ковер с буквами алфавита, а на стене возле двустворчатой двери – постер с котом в шляпе.

Джози и ее друзья больше не собирались на большой перемене в кафетерии. Им казалось, что из-за нехватки жизненно важных элементов их компания просто распадется, как молекула на атомы. Джози предпочитала сидеть одна в дальнем закутке библиотеки. Там в несколько ярусов стояли скамьи с ковровым покрытием, на которых, наверное, сидели малыши, пока учительница читала им вслух. Джози нравилось мысленно рисовать себе эту картину.

Сегодня перед началом занятий телевизионщики уже дежурили у дверей. Невозможно было войти в здание, не попав под прицел камер. За последние несколько недель толпа журналистов поредела – наверняка где-нибудь еще уже случилось что-нибудь ужасное, – но по случаю предъявления обвинений все они вернулись. Суд располагался далеко от здания начальной школы, и Джози не представляла себе, как репортеры успеют к началу заседания. Интересно, сколько еще раз, приходя сюда, она будет на них нарываться? Наверное, они явятся на годовщину трагедии. А может, и на выпускной. Джози представила себе статью в таблоидном журнале, которая выйдет через десять лет под заголовком: «Они пережили трагедию в Стерлинге. Как сложились их судьбы?» Сможет ли Джон Эберхард снова играть в хоккей? Или хотя бы просто ходить? Уедут ли из города родители Кортни Игнатио? Где будет сама Джози?

А Питер?

Заседание вела ее мама. Джози об этом, естественно, знала, хотя судьям и не полагалось говорить о таких вещах с домашними, и те чувства, которые возникали у нее в этой связи, колебались в диапазоне от полного облегчения до дикого страха. С одной стороны, мать сама начнет разбираться в событиях того дня и ей, Джози, не придется об этом говорить, а с другой – если мать начнет разбираться, то кто знает, как далеко она зайдет?

В библиотеку, подбрасывая апельсин, вошел Дрю. Он оглядел небольшие группки ребят, сидевших прямо на ковре с подносами на коленях, потом увидел Джози и подсел к ней:

– Что случилось?

– Да ничего особенного.

– Эти шакалы тебя доставали? – спросил Дрю, имея в виду журналистов.

– Я от них убежала.

– Хотел бы я, чтобы они все провалились!

– А я бы хотела, – сказала Джози, откидывая голову назад и прислоняясь к стене, – чтобы все вошло в норму.

– Может, после суда… – Дрю повернулся к ней. – Насчет твоей мамы… Это не странно?

– Мы об этом не разговариваем. Мы вообще почти ни о чем не разговариваем.

Джози взяла бутылочку воды и сделала глоток, чтобы чем-то занять руки и чтобы Дрю не заметил, что они дрожат.

– Он не сумасшедший.

– Кто?

– Питер Хоутон. Я видел его глаза в тот день. Он, черт подери, прекрасно понимал, что делает!

– Заткнись, Дрю, – вздохнула Джози.

– Ну да. Плевать, что говорит какой-то там хитрожопый адвокат, пытаясь спасти его шкуру!

– Думаю, это не тебе решать, а присяжным.

– Боже мой, Джози! Уж от кого, от кого, а от тебя я не ожидал, что ты станешь его защищать!

– Я его не защищаю. Просто говорю тебе, как работает судебная система.

– Вот спасибо, просветила! Только знаешь что? То, как она работает, становится слегка до фонаря, если у тебя из плеча вытащили кусок железа или твой друг истек кровью прямо перед… – Дрю осекся, потому что Джози, опрокинув бутылку, облила их обоих.

– Извини, – сказала она, вытирая воду салфеткой.

– И ты извини, – вздохнул Дрю. – Я, наверное, психанул из-за камер и всего такого.

Он оторвал кусок мокрой салфетки, скатал шарик и бросил в спину толстому мальчику, который играл на тубе в школьном оркестре.