Сэмми Гронеманн - Хаос

— Должно быть, нечто конкретное.

— Должно, а они со всеми потрохами погрязли в своих абстракциях. Вот я должен верить, а не верю! Должен носиться с этими «райскими яблоками», а мне они пустое место! По какому праву эти люди ставят кому-то в упрек, что эти вещи для человека больше ничего не значат? И он без всякой вины просто отходит от этого?

— Возможно, потому, что кроме религии и церемониальных законов не остается больше ничего еврейского? Возможно, тут причина?

— Ну, хоть в этом-то Хирш и Магнус сошлись, что иудейство есть религия и ничто иное!

— Но чтобы она была защищенной государством религиозной организацией — наверное, в этом острота вопроса!

— Так мы благополучно скатимся к логике господ сионистов и будем воспринимать ее всерьез! Во всяком случае, я рад, что мы покончили со всем этим.

— А мы покончили? Тебе не приходит в голову, что раньше мы не заводили разговоров о евреях и еврействе, а теперь все чаще? Думаю, в прежние времена ты и внимания бы не обратил на то письмо, которое получил сегодня.

— Ах, это просительное письмо! А где оно, кстати?

— Я его припрятал. Надо подумать, может, как раз теперь есть повод послать просителю марок десять.

— Ты?.. Ты совсем рехнулся?!

— Не знаю. У меня такое чувство, будто я этому человеку, а точнее сказать, еврею, некоторым образом остался должен. Так сказать, окончательный расчет.

— Слышать не желаю! Оставь эти сентиментальные глупости навсегда! — рассердился председатель ландгерихта. — Пора это прекратить! Все связи разорваны, уясни себе! Не хватало еще, чтобы ты повесил нам на шею поляков! Я по горло сыт «сладким душкой» Магнусом и сумасбродным профессором! Первого же грязного попрошайку — посмей еще кто к нам обратиться! — я без зазрения совести передам в руки полиции. И позабочусь о том, чтобы мой дом очистился от евреев — и без возврата!

— Ладно. Но с рынком этрогов я все-таки разберусь дома! — улыбнулся Хайнц, укладывая подшивку документов в свою папку. — До встречи, папа!

— Мой дорогой господин Кайзер, — доктор Магнус благосклонно рассматривал посетителя через кипы солидных книг, громоздившихся на письменном столе. — Я пригласил вас к себе, чтобы сообщить радостное известие. Попечительский совет уполномочил меня довести до вашего сведения, что утвердил вас стипендиатом по запросу вашего отца, моего уважаемого коллеги. Первоначально на один учебный год. Ежели вы и в дальнейшем, в чем я не сомневаюсь, предоставите документы об отличной успеваемости и оправдаете оказанное вам доверие прилежностью, благочестием и добродетельным образом жизни, то стипендия будет вам гарантированно продлена до окончания учебы. Примите мои искренние поздравления.

— Сердечно вам благодарен, господин раввин, — нерешительно ответил молодой человек, явно чувствующий себя дискомфортно в своем черном сюртуке и желтых башмаках.

— Я выдержал ради вас настоящую битву, — сказал доктор Магнус, одновременно останавливая жестом излияния благодарности. — Должен заметить, положение у меня было не из легких. Но я не оставлял мысли о вашем уважаемом родителе и говорил себе: «Ты должен добиваться всеми силами!» И я добился. Разумеется, профессор Хирш также отдал свой голос за вас, но, честно признаться, исход сражения зависел в конечном итоге от меня. Не скрываю сего факта, поскольку горжусь этим. Я решительно перешагнул через давние привязанности и пожертвовал несколькими часами моего времени. Но такова уж наша участь! Становишься невольником своего призвания!

— Мне страшно жаль, господин раввин, если из-за меня…

— Становишься рабом! Особенно здесь, в Берлине! Вашему отцу хорошо в его идиллической маленькой общине в уютных ландшафтах южной Германии. А здесь, на суровом севере, в холодном каменном городе! Там у него вся община на виду, он знает каждого и получает радость от своей деятельности. А здесь! Вот, например, завтра мне предстоит погребение консула Михельсберга, которого я при жизни не знал, а то, что о нем слышал, не вызывает умиления. Но что делать! И в таких случаях надо уметь находить правильные слова. К тому же, по слухам, будет присутствовать его племянник, лейтенант — конечно, крещеный! Но и тут следует соблюдать тактичность. А послезавтра — бракосочетание в «Четырех временах года». Все приезжие, из Бремена, по-моему — точной информации у меня пока нет. Но в любом случае, люди состоятельные, и торжественные слова в духе сельской идиллии там не годятся… Видите, какая занятость? Все хотят ко мне… Именно что раб!

— Господин раввин, — порывисто остановил его речь Кайзер. — Я не могу принять эту стипендию!

— Что-о? — У Магнуса глаза полезли на лоб. — Я не ослышался? Вы отказываетесь от стипендии?!

— Да. Должен, как порядочный человек, — Кайзер покраснел до корней волос.

— И ради этого я жертвовал своим временем? Своими силами? — Магнус задохнулся от возмущения. — В чем дело? Что на вас нашло? Вы что, выиграли в лотерею? Или ваш отец приготовил богатое наследство?

— Нет, конечно, — сконфуженно вздохнул Кайзер. — Для моих родителей это будет удар, но я должен пробиться сам, без помощи из дома.

— Ладно. Но объяснитесь!

— Я прислушиваюсь к голосу совести. Стипендия ведь учреждена для набожного студента?

— Ну и?

— Я уже не уверен, что это обо мне!

— Ах, вон оно что! — У Магнуса гора с плеч свалилась. — И всего-то? Из-за мук совести? Это можно пережить. Так что спокойно принимайте деньги.

— Я, правда, не уверен, — Кайзер с сомнением посмотрел на раввина. — Вы, наверное, не так меня поняли. Когда отец подавал прошение, полгода назад, так далеко еще не зашло. Тогда я был дома и видел, как тяжело приходится отцу. Тогда я согласился. Но с тех пор многое переменилось… во мне. И расширилось…

— Это процесс брожения! Юношеский «период бури и натиска»! Вы сейчас в метаморфозе сомнения. Возможно, сомневаетесь во всем — даже в основах учения о религии, даже в основах религии! Мой юный друг, кто не проходил через подобную фрустрацию?! И я не исключение! Да-да, и я! — с нажимом произнес доктор Магнус, ударяя себя в грудь. — Я тоже был молодым и, как вы, поддавался сомнениям и мудрствованиям! И что с того? Разве из-за этих метаний я сегодня хуже исполняю свои обязанности? Вот в чем суть! Все остальное проходит со временем. Исполнение долга — это напряженнейшая деятельность, подлинно так. Но она приносит истинное удовлетворение, и признание общества не заставляет себя ждать. Вот недавно один кадровый офицер, капитан, после похорон его матери благодарил меня со слезами на глазах. И скажу вам, я испытал настоящее счастье. Так приходит любовь к своему служению! Я завоевал себе авторитет, и вы завоюете! Не поддавайтесь малодушному соблазну. Мужество, мой юный друг, только мужество! — Член попечительского совета поднялся и похлопал юношу по плечу.