Сэмми Гронеманн - Хаос

— Я? — возмутился доктор Магнус. — Я решительно протестую против подобных подтасовок!

— Вот вам ваши проповеди! — удовлетворенно хмыкнул профессор Хирш. — Вот плоды вашей толерантности!

— Нет! — вышел из терпения Магнус. — Это плоды вашего фанатизма!

— Фанатизм?! Только неукоснительное исполнение законов, данных Богом в нашей Торе! — заорал профессор.

— Вера первична! — старался перекричать его раввин. — Сами скажите, господин председатель ландгерихта, может ли потерявший веру довольствоваться одним церемониалом?

— А в вашем доме, — грохотал Хирш, — может ли сохраниться вера без церемониала? Осталось здесь еще что-нибудь еврейское?

— Господа, — спокойно ответил Ленсен. — Не думаю, что я надлежащая инстанция для решения ваших внутренних разборок. Вернемся наконец к нашей повестке и проголосуем.

— С чем я и обращаюсь уже долгое время! — выдохнул профессор.

— Итак, господа, мой голос Остерману!

— Кайзер!

— И ваша резолюция, господин раввин? — Ленсен опустил глаза к бумагам.

— Также Кайзер! — раввин поднялся, нервно дергая воротничок.

— Хорошо, — хладнокровно подытожил председатель. — Два голоса против одного. Итак, стипендию получает Кайзер. Вопрос исчерпан! Могу я просить вас, господин раввин, довести до сведения молодого человека решение совета? Мне нежелательно далее заниматься данным делом. Помимо этого я оставляю за собой право в скором времени сложить с себя полномочия председателя и, возможно, выйти из попечительского совета. Соответствующее намерение ваших персон также приветствуется! Всего хорошего, господа!

Он склонил голову, не предложив раввину руки.

Профессор, тяжело ступая, зашагал к двери, явно довольный собой и исходом заседания. Раввин последовал за ним в замешательстве, которое только усилилось, когда в прихожей он чуть не столкнулся с юной дамой.

Дама притормозила и лукаво посмотрела ему в лицо:

— Не признаете бывшую ученицу, господин раввин?

— Ах, фрейлейн Левизон!..

— Примерно так, господин доктор! Ничего! С тех пор мы все несколько изменились. Но вы пока выглядите так же, как в те времена, когда мы вами увлекались.

— О, милостивая госпожа!..

— Но вы наверняка и сами знаете. Все девчонки были в вас влюблены, а это имеет последствия. Кое-что все-таки остается от уроков подготовки к бат мицве! Была рада вас снова видеть, очень рада! Адьё, господин доктор!

Так что и доктор Магнус спускался по лестнице утешенный и довольный собой.

Вскоре после того, как господин председатель удалился на заседание попечительского совета, в салоне объявились баронесса фон Штюльп-Зандерслебен с Йозефом и Леей. Теперь все ожидали окончания заседания. Немного погодя Хайнц распрощался — ему надо было присутствовать в суде.

Эльза и Йозеф сидели в эркере. Йозеф рассказывал разные пикантные истории из клуба, Эльза комментировала их остроумными замечаниями — в общем, оба развлекались по-царски.

Не столь весело было в другом углу, где расположились обе пожилые дамы и с ними Лея. Разговор поддерживался ни шатко ни валко, все трое напряженно прислушивались к происходящему за дверьми кабинета, откуда временами доносился раскатистый гул голосов.

— А господа изрядно шумят, — заметила баронесса. — Кажется, они не так единодушны, как вы думали, фрау Ленсен.

— Я вас умоляю! — она и сама была немного встревожена. — Доктор Магнус столь часто сидел за нашим столом, так что не беспокойтесь…

— Доктор Магнус — это раввин, не правда ли? — спросила баронесса. — Хотела бы я на него посмотреть! Знала я как-то одного раввина, он временами заходил к нам в замок, к отцу. Евреи тогда нередко попадались на границе, с контрабандой или чем-то вроде. Отец мог иногда замолвить словечко пограничникам — офицеры часто бывали у нас. Нам, детям, этот старый человек казался забавным, но и немножко страшным со своей клокастой бородой, густыми бровями, в огромной ушанке и длинном кафтане. Крестьяне поговаривали, он умел колдовать. Доктор Магнус выглядит так же?

— Ах, что вы, ничуть, — жеманно улыбнулась фрау Ленсен.

— Скажите, фрау Ленсен, это правда, что все еврейское духовенство сплошь вегетарианцы? — поинтересовалась Лея.

— Ни в коем случае!

— Как тебе такое в голову пришло? — удивилась мать. — Тот старый раввин приносил колбасу, которая нам, детям, казалась страшно вкусной! Да и в Берлине много мясных лавок с еврейскими значками. Три таких значка… Как это называется, м-м…

— Вы должны это знать, фрау Ленсен! — любезно подсказала фрейлейн Лея.

— Я? Ах, да, кошерная или что-то вроде.

— Совершенно верно: кошерная, — подтвердила баронесса. — Именно. А по-немецки на всех таких лавках вывеска «Торговля мясными продуктами». А вы и теперь закупаетесь в этих магазинах?

— Мы никогда этого не делали! — страдальчески воскликнула фрау Ленсен.

— Да что вы! Как интересно! Ну, теперь это дело вкуса. А мне так нравилась та колбаса!

— Кажется, господа выходят! — провозгласила фрау Ленсен с явным облегчением.

— Что ж, тогда послушаем, как там обстоят дела с нашим славным Остерманом! — баронесса направила лорнет в сторону двери.

— Подожди, Йозеф, — вскочила Эльза. — Мне надо поприветствовать моего сладкого Магнуса! Только не забудь, на чем ты остановился: граф Ренкниц пытался взять в долг у простака…

Она упорхнула. Йозеф быстрым шагом пересек гостиную и обратился к матери Эльзы:

— Дорогая фрау Ленсен, хочу воспользоваться моментом. Ко дню рождения Эльзы мама кое-что купила, а я не знаю, подойдет ли Эльзе такой подарок. Подскажите!

Он положил перед ней строгий четырехугольный крест на тонкой серебряной цепочке. Фрау Ленсен вздрогнула.

— Очень мило, — с трудом выдавила она.

— Не правда ли? — подхватила баронесса. — Не знаю, что Йозефу не так. Я нахожу подарок простым, но исполненным смысла. У Эльзы уже столько дорогих украшений! Нам за ними не угнаться.

— Да и это совершенно излишне, — поспешила заверить гостью хозяйка дома. — Эльза унаследовала от моей покойной матери так много драгоценностей!

— Такого в ее наследстве определенно нет, — встряла Лея.

— Именно поэтому мы выбрали крест. И если у вас нет возражений…

— У меня? С какой стати? Прекрасной работы… вещь. Для нее будет сюрпризом…

— Видишь, Йозеф! Фрау Ленсен не считает это бестактным! Все время ты что-то выдумываешь. Подумайте только, Йозеф решил, что в данных обстоятельствах крест будет символом подчинения.

— Мама, ну как ты можешь?

— А что такого? Это знак смирения. И дорогая Эльза может теперь носить его с полноправной гордостью… Они идут! Убирай скорее!

Йозеф угрюмо засовывал пакет в карман, когда вошла Эльза с отцом.