Сэмми Гронеманн - Хаос

Из соседней комнаты послышались визги и хохот, после гневного возгласа — хлопок.

Дверь распахнулась, и ворвалась Аманда.

— Господин Кайзер! Я побуду у вас? Господин Зоннтаг обнаглел!

За ней появился молодой человек, которого Шана видела на диване между девушками, левая щека у него пылала. Стараясь выглядеть непринужденно, он прошествовал к окну и склонился над книгами.

— Как далеко мы продвинулись сегодня? — невинно спросил он.

— Закончили трактат о ритуальных очищениях, — сообщил Йользон. — Урок Талмуда окончен. Просыпайтесь, Лёвенберг!

— Кан! Кан! Коллега Кан! Зигмунд Кан!

Советник юстиции Венцель уже полчаса ревел имя адвоката, протискивая свое тучное тело через толкотню кабинетов в здании ландгерихта на Грюнерштрассе. Он метался по длинным коридорам, заглядывая во все двери справа и слева, во все ниши и укромные уголки, присматривался к группам за широкими столами, рыскал между шкафчиками гардероба, прижимался лбом к стеклянным дверям адвокатской библиотеки, пустынность и тишина в которой странно контрастировала с биржевой сутолокой в остальных помещениях. Он извергнул боевой клич, которым вызывал на бой всех противников скопом, собравшихся в шахматной комнате, где полным ходом шло сражение на многих досках, но не привлек к себе внимания не только игроков, но и многочисленных болельщиков. Выкликая свое «Зигмунд Кан!», прошелся вдоль телефонных будок до главного входа в адвокатское отделение, расположившееся над лестницами и галереями. Никакого Зигмунда Кана не было и в помине! Он нашел Леопольда Кана, нескольких Конов, один из которых оказался даже Зигмундом. Тот живо откликнулся и вприпрыжку кинулся вслед за мчащимся советником юстиции вверх по круто изгибающейся лестнице до зала заседаний. И только там выяснилось недоразумение, после того как Кон перебрал все двадцать три дела, которые находились у него в производстве по защите интересов картеля «Берендзен». Так что с ним пришлось расстаться в атмосфере всеобщего раздражения. А Зигмунд Кан все не объявлялся!

Между тем адвокат Сигизмунд Ханк сидел в шахматной комнате, спрятав свое тщедушное тело за спинами болельщиков, сгрудившихся вокруг самой бездарной партии и следящих за ней, как загипнотизированные. Ханк прикинулся глухим и немым. Он хорошо знал, по какому поводу его ищет Венцель — это был проклятый процесс по делу об этрогах, который он как истец уже проиграл в первой инстанции. По желанию доверителя ему пришлось подать апелляцию на приговор, но его не оставляло удручающее сознание безнадежности этого дела. Да и вообще оно было ему несимпатично по ряду причин, а тут еще как назло председательствовал язвительный судья Бандман! Ханк твердо решил — если на сей раз удастся ускользнуть из лап противника и по этой уважительной причине дождаться перенесения слушания дела на другой срок — всучить защиту интересов клиента кому-нибудь из коллег.

Но злой рок в лице помощника адвоката уже встал на его след. Когда Венцель в очередной раз ворвался со своим «Зигмунд Кан!», помощник ухватил того за развевающуюся полу мантии и спросил:

— Кого вы ищете? Кана? Зигмунда Кана? Но, господин советник юстиции, такого больше не существует в природе! По высочайшему соизволению и великой милости, его освободили от прежнего имени. Помните, недавно произошел тектонический сдвиг, и из Савла вышел Павел, из Левизона — Ленсен, а из пепла досточтимого Зигмунда Кана вылетел феникс Сигизмунд Ханк!

И загремел оглушительный окрик:

— Адвокат Сигизмунд Ханк!

— Дьявол со всеми ними разберется, с этими израильтянами! — раздраженно воскликнул Венцель. — Водят за нос со своими именами! Ханк! Коллега Ханк! — возопил он с воскрешенной надеждой.

Теперь Сигизмунду Ханку деваться было некуда. Подхватив свои бумаги, он выскочил из шахматной комнаты, изображая поспешность.

— А вот и он! — загрохотал помощник адвоката. — Господин советник юстиции чуть не доконал себя, разыскивая вас!

— Меня искали? — Ханк скроил невинно удивленную мину. — Господин советник Венцель? Очень приятно. Мое имя Ханк. Наконец-то вы объявились, а я уже почти час жду, когда позовут!

— Позвольте! — чуть не захлебнулся от возмущения Венцель. — Я уже три часа ору здесь как сумасшедший!

— Весьма сожалею! Но я бы не пропустил своего имени. Вот только что услышал его в первый раз!

— Знаете, может, вам и доставляет удовольствие новое звучание вашего имени, а я так уже охрип. Ладно, идемте, надо хотя бы к Пасхе пристроить наши райские яблочки!

Оба заторопились по лестнице на третий этаж и вошли в зал заседаний, где между двумя членами ландгерихта Шлютером и Берншторфом восседал как на троне Бандман, которого так опасались из-за его несдержанной словоохотливости и злого язычка. Поскольку заседание по делу «Романов против Принца Уэльского» заняло много времени, в зале скопилось изрядное количество адвокатов, в нетерпении ожидавших своей очереди. Вошедших встретили кто недоброжелательными, а кто прямо-таки враждебными взглядами, и привычный спор о преимущественном праве разгорелся с новой силой. По расписанию слушаний дело решилось в пользу «Пфеффер против Боруха», и остальным ворчащим адвокатам волей-неволей пришлось отступить. Венцель и Ханк разошлись по обе стороны от стола судей, чтобы, как только предыдущий поверенный очистит кафедру, быть готовыми к началу заседания, хотя некоторые особо ретивые адвокаты, с более ранними сроками, еще пытались в последний момент подвинуть конкурентов.

На скамьях слушателей на заднем плане противоборствующие партии размежевались друг с другом. С того момента как судебный пристав выкликнул их имена, господа Пфеффер и Борух уже три часа — назначено было на девять часов, а сейчас наступил полдень — сидели на деревянных скамьях, изничтожая друг друга язвительными взглядами. Накопившаяся за это время злоба изливалась и на собственных поверенных, из-за которых приходилось здесь изводиться в тягостном ожидании. Теперь, когда дело вроде бы сдвинулось с мертвой точки, она уступила место более доброжелательному чувству, которое позволяло сплотиться в надежде возле «своего», и мобилизовало на бой с «вражьим» адвокатом, в которого метались стрелы презрения.

Однако дело «Романов против Принца Уэльского» пока не нашло своего завершения: председатель еще диктовал референдарию мировую сделку, благодаря которой торговец кожей Вольф из фирмы «Романов» и торговец обувью Розенбаум из фирмы «Принц Уэльский» смогут зарыть топор войны.

Наконец протокол мировой был оглашен и подписан. Освободившиеся адвокаты разбежались со своими документами, а Венцель и Ханк заняли полагающиеся по статусу места.