Сэмми Гронеманн - Хаос

— Что ж, надо срочно подавать заявку на патент! — подытожил доктор Розенбахер. — Возможно, мы даже учредим акционерное общество по производству подобных вещиц. Клук, конечно, будет пайщиком! Так, а с вами у нас что, фрейлейн? — он повернулся к Шане. — Господин Гермерсхайм, не можете ли пристроить фрейлейн? Суббота должна быть нерабочим днем.

— Простите, господин раввин, — вмешалась Шана. — Я замужем.

— Да? — раввин бросил быстрый взгляд на ее обтянутые перчатками руки, потом на прическу. — Вы замужем? А ваш муж тоже здесь?

— Да. Он собирается получить высшее образование.

— Да-а? И вы придаете значение тому, чтобы в субботу не работать?

— Конечно!

— Ну, господин Гермерсхайм?

— Очень сожалею, — сквозь зубы процедил Гермерсхайм. — От благочестивой еврейской женщины я требую исполнения всех установленных нашим законом предписаний, включая запрет появляться на людях простоволосой. А дама, как я вижу, не прикрывает собственные волосы. Так что… — он пожал плечами.

Раввин поправил свою кипу.

— И все-таки, — настоятельно попросил он. — Возможно, дама примет решение…

— Натянуть на голову парик? — Шана поднялась. — Спасибо, господин раввин. Простите, что побеспокоила.

— Подождите! Господин Гермерсхайм, может быть, все же…

— Увольте, господин доктор! — раздраженно перебил раввина Гермерсхайм. — По вашей просьбе я уже взял Клука пайщиком на свою фабрику. И вообще, не пора ли довести до ума наш договор?! Мне еще надо успеть на заседание правления Союза сторонников субботы! Отныне я могу не прекращать производство и по субботам. Так что буду вынужден уволить всех еврейских служащих.

— Всех еврейских служащих?

— Само собой разумеется! Если фабрика будет работать и по субботам, то я должен требовать, чтобы все работники появлялись на своих рабочих местах. Среди шестидесяти единиц персонала, естественно, найдется достаточное количество желающих трудиться по субботам. И я, несомненно, никогда не допущу на моем предприятии осквернения субботы евреями. Так что…

Раввин взирал на него в явном расстройстве.

— Прискорбно. Это коснется многих. Милостивая госпожа, — он перевел рассеянный взгляд на Шану. — Как видите, в сложившихся обстоятельствах я не в силах вам помочь. Однако буду иметь ваше дело в виду. И если вы снова решите обратиться ко мне… Краузе, у вас готово? Не соблаговолите ли, господин Гермерсхайм, проверить, насколько качественно выбрит Клук? А вы, господин Блут, не забудьте, что все договоры купли-продажи должны быть заверены печатями! Итак, госпожа, возможно, что-то еще удастся сделать, у господина Гермерсхайма есть связи. Если только он найдет нужным! Но и вы должны пойти на маленькие уступки! От вас не убудет, если вы, скажем, приплетете искусственную косу или наложите шиньон. Думаю, его это устроит. По крайней мере, формальности будут соблюдены. На худой конец, и это можно будет определить достаточным.

— Господин раввин! — Шане кровь кинулась в лицо. — Не стоит так хлопотать! Что вам угодничать передо мной? Я же не Господь Бог!

И вышла.

По договоренности с мужем встретиться у Кайзера, Шана поднималась по узкой лестнице в мрачном обветшалом доме на Аугустштрассе. В полутьме она с трудом разбирала таблички на дверях квартир. Казалось, весь дом заполонили студенты. Наконец на четвертом этаже, под эмалированной табличкой «Денеке», она разглядела простенькие «канд. фил. Якоб Кайзер», рядом «канд. мед. Фриц Гамбургер».

Она дважды коротко нажала на едва поддающуюся кнопку звонка, как было обозначено на табличке. Изнутри послышалась мелодия вальса в клавишной вариации. Зашаркали шаги, заскрипела дверь, раздвинулась щель на длину цепочки, и в ней показался внимательный глаз на широком бабьем лице. Потом дверь закрылась, открылась снова, на этот раз широко, и проем заняла объемистая фигура дородной особы. Особа, как своей, протянула Шане полную руку и одарила сердечным рукопожатием.

— Заходите, заходите, милая! — на шаг отступила она, смеясь без видимой причины. — Эй, дети! Ну и повезло вам, шалопаи! — крикнула она куда-то в глубь помещений. — Вот и партнерша господину Гермерсхайму! Нет, что за мир! Заходите же, милочка! Чем ближе к ночи, тем приятней гости! Рассмотрим вас со всех сторон!

Она впустила озадаченную Шану в темную прихожую. Через открытую дверь из ближайшей комнаты пробивался луч света. Шана сделала пару шагов. За фортепьяно сидел белокурый молодой человек в одной рубашке, на диване другой — между двумя девушками. Черноволосая с сигаретой во рту собирала распущенные волосы. Вторая, блондинка, легко вспорхнула и подлетела к двери. За ней обозначился силуэт высокого, одетого с элегантной небрежностью юноши.

— Заходите, не стесняйтесь! — прощебетала блондинка. — Кого вы нам тут доставили, фрау Денеке? Я — Аманда. Рожденная глупышкой, конфирмирована и необразованна! — Она повисла на руке Шаны и залилась смехом. — А вы, фрейлейн? Откуда вы нам явились?

— Простите… Наверное, это ошибка… — пролепетала совершенно сбитая с толку Шана. — Я… Я хотела… Господин Кайзер здесь живет?

— Уи! Йес! — радостно взвизгнула Аманда, отпуская руку Шаны, и схватила за руки высокого молодого человека, задергала его за рукава лощеного сюртука, содрогаясь от смеха. — А я уж подумала, это к тебе, милейший господин Гермерсхайм!

— Вот те раз! — покачала головой фрау Денеке. — А я-то уж подумала, кадрилья в полном составе! И снова вы один, господин Гермерсхайм!

— Хватит вам дурачиться! — крикнула брюнетка с дивана. — Фрейлейн черт знает что может подумать! Проводите ее уже!

Высокий молодой человек, сопя, приблизился к Шане и галантно поклонился:

— Меня зовут Гермерсхайм. Прошу, госпожа, сюда! Позвольте! Мой друг Кайзер дома. И не один. Мы все студенты, милостивая госпожа, и как раз изучаем талмудический трактат…

Он открыл одну из дверей.

— Господин Кайзер! К вам дама! — пронзительно выкрикнула Аманда и снова прыснула.

Шана в сопровождении Гермерсхайма вошла в комнату Кайзера. Длинное помещение освещалось лишь светом из окна, выходящего во двор и косо расположенного в нише. Там же стоял стол, заваленный фолиантами, в которых Шана легко распознала тома Талмуда. Склонившись над книгами, сидели четверо. Йосл и рядом другой молодой человек — по описанию, Кайзер; далее среднего роста мужчина лет сорока с пепельно-рыжей округлой бородой и еще один рыжеватый такого же возраста с ярко выраженной туповатостью на лице.

Из соседней комнаты доносились шепоты и смешки, потом раздались звуки вальса и послышалось шарканье танцующих ног.

Кайзер резко вскочил навстречу Шане:

— Вы, конечно, фрау Шленкер! Добро пожаловать! Вместе с вами солнце вошло в мою студенческую каморку! Гермерсхайм, конечно, уже сам представился? Это мой старый друг учитель Йользон, который по доброте душевной занимается с нами Талмудом и уже не на жизнь, а на смерть сцепился с вашим мужем по поводу трудных мест. А рядом Лёвенберг.