Сэмми Гронеманн - Хаос

— Параграф восемнадцать. Сторона договора Август Фердинанд Клук категорически отказывается от принадлежащих ему по закону прав на ознакомление с бухгалтерскими книгами и деловыми бумагами, на контроль за балансом и прочими финансовыми отчетами, на выдачу каких бы то ни было сведений по производственному процессу на совместном предприятии…

Узкогрудый очкарик за письменным столом усердно записывал за раввином. Когда тот делал паузу, чтобы между делом решить вопрос с кем-то из посетителей, человечек поспешно пододвигал к себе по одному из стопки формуляров и заполнял его.

Сбоку от стола, откинувшись в мягком кожаном кресле, удобно устроился тщательно одетый господин с седоватой эспаньолкой, его начищенный до блеска цилиндр высился на краешке столешницы. Он внимательно слушал, небрежно листая торговый кодекс, снятый с одной из массивных книжных полок, занимавших почти все стены.

Возле него стояла женщина в шали на плечах, в объемистом парике и без шляпки, в руке она держала открытую корзину с забитым гусем.

Далее на диване дама в дорогой горжетке, с большими бриллиантами в ушах нервно следила испуганным взглядом за вышагивающим раввином.

У окна торчал сухопарый мужчина, разложивший на курительном столике перед собой целую коллекцию тюбиков и баночек.

Рядом ждал маленький астматического вида человек с множеством ключей на колечках. Через руку у него висел ворох странной формы ремней.

У двери топталась группа русских евреев со счетными книгами и бумагами.

Сама Шана притулилась подле невысокого шкафчика, ловко пристроенного меж книжных полок, искусно вышитая завеса на нем наглядно свидетельствовала, что там хранится свиток Торы.

И завершала всю компанию гурьба мужчин и женщин напротив письменного стола, судя по одежде, из разных слоев общества, но всех их объединяло одно: каждый держал за руку ребенка лет шести.

В темном углу за письменным столом, едва различимый на первый взгляд, замер просто одетый несуразный мужчина с лохматой каштановой шевелюрой и такого же цвета усами. Он не проявлял ни малейшего интереса к происходящему вокруг, изредка клевал носом и, казалось, спал стоя. Время от времени человечек за столом махал ему подойти, тогда он приближался, брал у того из рук перо, склонял кудлатую голову с лоснящимся красным лицом и, высоко подняв брови, неуклюжим движением писал одно только слово на указанном ему пальцем месте: «Клук»; при этом не уделяя внимания содержанию бумаг.

— Параграф девятнадцать, — продолжил диктовку раввин. — В отношении открытого торгового товарищества «Гермерсхайм и Ко» устанавливается следующее… Ах, господин Гермерсхайм, — он повернулся к человеку в кресле, — пожалуйста, откройте в кодексе [9] Автор, вероятно, имеет в виду «Шульхан арух» ( ивр. ; буквально: «накрытый стол») — кодекс основных практических положений Устного Закона. — Примеч. ред. раздел «Нормы»! А я пока закончу с прочим.

Раввин подошел к столу и взял пачку заполненных формуляров.

— Так, договор «Хайльбрунн — Клук, купля аптеки» — в порядке. Договор «Мейенберг — Клук, магазин колониальных товаров» — тоже. «Линденберг — Клук, синильная кислота» — хорошо. Стоп! Здесь, в договоре по спиртзаводу, вы не заполнили графу «Сумма», господин Блут! Итак, спиртзавод у нас уходит по цене семь миллионов пятьсот тысяч марок в собственность господина Августа Фердинанда Клука! Запрошенная сумма вас устраивает, Клук?

— Да, господин доктор, — равнодушно раздалось из угла.

Шана удивленно посмотрела на невзрачную фигуру, так безучастно распоряжавшуюся миллионами.

— В качестве задатка, — продолжил раввин, — покупатель господин Клук уплачивает пятьдесят пфеннигов. Согласны, Клук?

— Да, господин доктор.

— Прекрасно! Внесите в формуляр, господин Блут! Фрау Бергманн, — обратился раввин к даме с горжеткой, одновременно открывая нож и делая надрезы на гусе, протянутом женщиной в шали. — К сожалению, ничего утешительного в отношении вашей посуды сказать не могу. Ну и учудила ваша девушка с молоком! Ладно бы еще молоко было холодное! А так, посуда стала непригодной и вам придется выбросить весь сервиз. Ножи еще можно спасти. Воткните их на три дня в землю, можно в цветочный горшок. Потом дозволяется пользоваться. Гусь в порядке, приятного аппетита!

Женщина с гусем в корзине удалилась, сияя от радости. Фрау Бергманн попрощалась с тяжелым вздохом.

— Теперь вы подойдите, — поманил он русских евреев, переминавшихся у двери. — Что у вас?

С ними он разобрался быстро, но участливо. Они оказались посланцами ешивы из Лиды и Брест-Литовска, собиравшими в Германии пожертвования на содержание своих школ; потом сочинители ученых еврейских книг, самолично распродающие свои труды; далее обычные просители — и все ушли удовлетворенные.

— Господин Блут! Можете пока зарегистрировать заявки на религиозную школу! Пожалуйста, господа! — раввин махнул рукой группе с детьми. — Отдайте ваши документы этому господину! Так. А у вас что? — он подошел к мужчине с тюбиками и баночками. — Вот как! Новое средство для бритья? Клук! Подойдите!

Человек, с легкостью ворочающий миллионами, приблизился.

— Очень хорошо! По-видимому, вы не брились уже несколько дней. Садитесь на стул! Ну, дорогой Краузе, показывайте ваше искусство! Побрейте-ка мне старину Клука! Итак, поймите меня правильно! Как нееврей вы можете быть не в курсе, в чем суть дела. По нашему закону никакой гильотинный нож не должен коснуться бороды!

— С этим изделием такой необходимости нет! — заверил Краузе. — Мази вытравляют поросль до корней, а потом легко удаляются ложкой. Действуют лучше любой бритвы.

— Посмотрим! Приступайте!

Шана с нарастающим изумлением наблюдала, как у окна протекает процедура ритуального бритья тайного миллионера.

— Вы нашли нужный раздел, господин Гермерсхайм? Хотя подождите минутку! Хочу вам показать нечто удивительное. Новое, невероятно практичное изобретение! — раввин подозвал мужчину с ремнями и ключами. — Снимите сюртук и опояшьтесь ремнем! Видите? До сих пор в субботу из-за запрета на ношение была просто беда: из дому не выйти с ключом от двери! А теперь я заказал изготовить такие ремни, где с обоих концов крючки и никаких пряжек. Теперь берем ключ и зацепляем на его кольцо крючки ремня. Вот так! Значит, ключ на самом деле поддерживает брюки, то есть служит неотъемлемой частью одежды и носить его не запрещено. Что скажете?

— Великолепно! — Гермерсхайм взял один из ремней и повертел его в руках с неподдельным интересом. — Искренне поздравляю! И снова вы решили сложнейшую проблему! И как просто! Поистине колумбово яйцо!

Блут и евреи, желавшие записать детей на пасхальный седер, тоже выказали живейшее любопытство, рассыпаясь в благодарности и восхищении новым достижением ортодоксальной техники.