Михаил Елизаров - Земля

– Ну, может, наоборот, в Самару что-то везут…

Настроение безнадёжно испортилось. Душу бередила зависть. Я слушал бормотание Мукася, а сам думал, как же меня угораздило: вместо того чтобы готовиться к поступлению на юридический, я почему-то еду в труповозке по грязной трассе.

Мукасю настойчиво звонили. Из его кожаной на ремне сумки, точно изощрённое издевательство, бренчало, крепло балалаечное тремоло из песни “Страна Лимония”, с детства вызывавшей у меня тошнотворный рефлекс. Мукась неспешно копался в отделениях сумки, а мобильник никак не отыскивался среди бумаг и пластиковых файлов. Только нашёл, звонок сам оборвался. Мукась уронил телефон обратно, но через полминуты “Лимония” позвонила снова. В этот раз Мукась успел рявкнуть:

– Да, блять, застряли!.. Нам бы только на Ватутина выскочить – и всё!..

Жабраилов, сузив напряжённые глаза, решился и осторожно выглянул на встречку. Я увидел вдалеке полосатые, как носки, трубы ТЭЦ, красящие и без того пасмурное небо куделями голубоватого дыма. Машины, всё так же целившие нам в лоб, включили дымчато-лимонные фары, хотя до вечера ещё вроде было далеко.

– Ты б в карман, что ли, мобилу положил, – сделал я замечание, на что Мукась категорично ответил:

– Вредно для яиц – облучение! Не знал разве? Хуй через пару лет будет уже не “палка-копалка”, – он ехидно кивнул на мой рукав с дубинкой, – а гармошка…

Добрались до разъезда. Там трасса растеклась на четыре полосы, и дело пошло быстрее. Фуры отправились на Москву, а мы, объехав какое-то ДТП, наконец-то свернули на Ватутина, неровную, в промоинах и рытвинах улицу. Качало так, точно мы плыли на лодке в шторм.

Вдоль дороги стояли каменные особнячки вперемешку с деревянными трущобами. Кое-где дома выглядели совсем брошенными, окна были черны, стёкла разбиты. За деревьями, похожими на скелеты ископаемых рептилий, виднелись серенькие хрущёвки – живые, в тёплых огоньках.

– Короче, есть приказ МВД, – Мукась набивал смс и одновременно позыркивал на окрестности, – по которому сейчас работают “скорая” и мусарня. Согласно этому приказу, мусора должны приезжать на вызов одновременно с медиками – участковой службой или “скорой помощью”. Это чтобы определить, есть ли признаки насильственной смерти. А от этого зависит, куда везти тело после – в судебную экспертизу или обычный морг. Ну, в нашем случае похуй, морг, по сути, общий, хоть и два названия. Но я к тому, что у милиции для обеспечения этого приказа не хватает ни штата, ни транспорта. И поэтому в Министерстве здравоохранения Московской области разработали совместно с местным РОВД инструкции, разрешающие медикам констатировать смерть и уёбывать по своим делам, а ментам прибывать, когда сотрудник освобождается от другой работы. Вот поэтому, когда вы с Лыбой приехали, мусор вас дожидался, а врача уже не было. Но если бы вдруг обнаружились признаки насильственной смерти, то тогда был бы гемор, вызывали бы судмедэксперта, тот составлял заключение, а мусор давал направление на вскрытие в бюро судебно-медицинской экспертизы и сопровождал труп. Но раз признаков нет, составляется другое заключение, и тело тоже везут в морг, но уже без сопровождения. И справка ещё бывает такая – на сохранение, это чтоб без вскрытия. Многие родственники очень против, чтоб их покойника прозекторы лишний раз коцали. Ну, и если нет подозрений на насильственную смерть, родственники сами решают, услугами какой похоронной службы им воспользоваться – для транспортировки и дальнейшей организации похорон. А в Загорске, собственно, две таких службы и есть: мы да комбинат…

Мне бы обратить тогда внимание на его последние слова, но я вместо этого с болезненным наслаждением предавался тоске о высшем образовании! Сокрушался, что живу как шпион, но такой незадачливый, что у меня даже нет своего государства, которому я служу. Для чего же тогда я притворяюсь, играю, рискую, если нет высшей цели, большой идеи? Получается, только ради Алины.

– Прыехали! – сказал Жабраилов – впервые за весь наш путь.

Дом на Щорса был полутораэтажным, преимущественно деревянным. Ядовито-зелёная стена окнами выходила на дорогу, а забор начинался сразу от углов дома. На козырьке крыльца и скатах крыши, похожий на грязноватые обломки пенопласта, лежал старый снег. Такие же неопрятные, в червоточинах, сугробы подпирали вереницу тощих одинаковых деревьев, мусорный контейнер, в который кто-то воткнул отставную новогоднюю ёлку с обрывками мишуры.

Совсем рядом, невидимая, бренчала цепью собака – крупная, судя по басовитому, грудному лаю. Не выла “на покойника”, как ожидалось бы, а просто лениво побрёхивала. По другую сторону дороги, возле удалённых, напоминающих сараи жилых хибар раскинулся гнилостно-жёлтый пустырь, поросший по обочине сухостоем. Оттуда ветер приносил промозглый душок заиленной влаги.

На перекрёстке улиц Ватутина и Щорса торчали ржавый каркас автобусной остановки и продуктовый ларёк, железные ставни которого были опущены. Вдали виднелись огоньки трассы, трубы и сизые смерчи дыма в вечереющем небе.

– Вот же бля… – пробормотал Мукась, вываливаясь наружу. – Припозднились маленько…

Казённого окраса “буханочка” стояла метрах в десяти от ворот, как раз возле бетонной опоры ЛЭП. Лобовое стекло тонко запорошило снежком.

– Херово, – я спрыгнул следом за Мукасём. – Чё делать будем?

– Ну, как что… – он резко повернулся.

От его змеиного прищура у меня в коленных чашечках загорячела ватная, трусливая мякоть. Судя по всему, предстояла та самая работа, из-за которой я и был приглашён в команду “Элизиума”.

В самом деле, не надеялся же я, что, если мы опоздаем, Мукась сокрушённо вздохнёт: “Вот беда, нас опередили, едем обратно в офис”. Просто не так представлялась мне ситуация с конкурентами. Я-то настраивал себя защищать рубежи, а тут нужно было наступать…

– Слушай, Глеб, – думал, что прозвучит рассудительно, а вышло взволнованно и почему-то шёпотом. – Они уже полчаса, может, сидят. Или больше – смотри, сколько снега на лобовуху намело. Как же мы просто так ворвёмся? Вдруг они уже и договор подписали?

– А не ебёт! – решительно отрезал Мукась. – Они Лыбу вообще вытащили как рапана из ракушки. И мы тоже никого жалеть не будем!

– Как скажешь… – сказал я голосом подчинённого и тут же возненавидел себя за этот покладистый тон.

– Давай, босс! – подначивал Мукась. – Решай проблему!

Ехидца, как ни странно, сразу привела меня в боевое состояние.

– Решу… – процедил я. – Не твоя забота.

– Ага, – он согласился, – мне за другое платят.

– Так-с… – я деловито, будто это было началом продуманной стратегии, заглянул в зашторенное окно с растрескавшимся наличником. За мутным от пыли стеклом семенили огоньки ёлочной гирлянды. Ни жильцов, ни гостей не было видно. – Так-с…