Иосиф Райхельгауз - Игра и мука

Театр сиюсекунден. Есть два компонента – артист и зритель. Зритель соотносит увиденное со своей реальной жизнью и со своим представлением об убедительности артиста и персонажа. Когда мы сегодняшними глазами смотрим артистов 50-летней и почти вековой давности, эта связь прервана. Для нас сегодня – другое кажется мотивированным, убедительным, верным. Но это не относится к гениям. Чарли Чаплин, к примеру, вечен.

58. Вы любите ломать границы между игрой и реальностью – персонажи ваших спектаклей часто оказываются в зале, и зрители не всегда понимают, что реплики из зала – это часть спектакля. Что вас привлекает в этом приеме?

Наша жизнь сегодня максимально театрализована. Даже экономика. Все политические заявление – сплошная театрализация, выступления и пр. Театрализованы продажи разных товаров, политическая жизнь – от бесконечных телешоу до выступления парламентских лидеров типа Жириновского и президентов типа Трампа. Театрализована вся Москва – по городу ходят ряженые, палатки установлены, какие-то бесконечные декорации на улицах на все праздники, которых тоже бесконечное количество. При этой глобальной театрализации держать театр в классической форме итальянского портала для сегодняшнего человека недостаточно. Поэтому во всем мире и у нас тем более, как у театральной державы, приглашать людей в традиционную форму нельзя. Во всем мире возникает масса новых жанров, способов соединения зрителей и артистов, уличные театры, перформансы, иммерсивные, интерактивные, документальные, квесты и т. д. Мы – школа современной пьесы. Получаем драматургию, которую никто никогда не воплощал. Сегодняшние подростки не наденут на себя костюмы дедушек и бабушек, при том, что они могут быть воспитаны в традициях своей семьи. Но костюм, макияж, прическа – должны соответствовать времени. Поэтому каждый спектакль – поиск новой подачи, нового соединения сцены и зрителя.

59. Вы большое значение придаете жанру. Какие жанры театра вам ближе? Могли бы вы поставить чистую мелодраму? Или вам мешает ваше одесское чувство юмора?

Жанру уделяю огромное внимание. Неслучайно со студентами целую сессию и даже две посвящаю теме жанра. Для меня в быту в реальной жизни жанр – это взгляд человека на жизнь и, прежде всего, на себя и окружающих в каком-то ракурсе. Наиболее близкий жанр для жизни – ирония, для театра – наиболее объемный, резкий, разнополюсный, парадоксальный – трагифарс. Это идеальный жанр, вмещающий в себя всю мировую драматургию. Нет пьесы, которая не могла бы быть решена в виде трагифарса. В любой трагедии в собственной жизни всегда вижу, ищу и ощущаю комическое, парадоксальное. И наоборот – в любой ситуации оптимистической, восторженной, когда меня хвалят, поздравляют, ищу парадоксальный и трагический аспект. Очень боюсь безоблачного счастья. Так же как не доверяю неразрешимой трагедии. Мелодрама – приятна, но поверхностна. Отношусь к этому жанру без затрат. Как в реальности, так и в театре.

60. Есть такое изречение: избыток юмора ведет к цинизму. Как не скатиться в тотальный цинизм при ироничном подходе к жизни и к искусству, что вам свойственно?

Должен признать, к сожалению, что бываю достаточно циничным. Часто ощущаю, что не разделяю реакцию многих окружающих на то или иное острожанровое событие жизни или театра. Для меня одинаково смешно и нелепо, когда человек со слезами на глазах получает орден от президента или Золотую Маску. И также нелепо, когда у гроба самого замечательного покойника возникает прилюдная истерика. Счастье или трагедия, которые вызывают пафос, рождает отторжение. Сентиментальность и у меня может возникнуть, но я ее стыжусь. И если кто-то увидит это, я буду стесняться своих слез.

61. Много лет назад вы сказали, что театр не стоит жизни. Что это значит конкретно в вашей судьбе?

До сих пор уверен, что эту спонтанную фразу, которую бросил в интервью «Независимой газете» очень давно, я сказал сознательно. Вижу, как многие мои коллеги во имя искусства, в частности, во имя театра, жертвуют отношениями с близкими, родными. Слышу заявления типа «Я хотел бы умереть на сцене», «Что бы я стал делать, если бы не был артистом!» Для кого-то это приемлемо, но для меня это все тот же пафос и фальшь. И если выбирать между выдающимся спектаклем и внучкой Соней – та же энергия более ценна в Соне. Хотя я стараюсь это совместить, но уж точно не жертвую семьей в пользу театра. И если человек просит отпустить его на простое жизненное событие, всегда это делаю. Знаю режиссеров, которые требуют, чтобы артист играл, несмотря ни на что. Если у артиста кто-то умер, но он играет, я это не приветствую. Это для меня нонсенс. Театр – форма жизни, но не вся жизнь. Далеко не вся.

62. Кого в театре вы назвали бы великим и почему?

В течение профессиональной жизни я сталкивался с выдающимися драматургами, художниками, режиссерами, артистами. В одном только «Современнике» – Валентин Гафт, Олег Даль, Олег Табаков, Константин Райкин, Татьяна Лаврова, Андрей Мягков – все они играли в моих спектаклях. С талантливыми артистами работать гораздо проще, чем с бездарями. У великого человека все вопросы и претензии обращены к себе, а у середняков – к окружающим. Плохой артист недоволен текстом, партнерами, режиссером, костюмом, которые «мешают» ему заниматься созданием «образа». А хорошему артисту все это помогает. Если у меня есть какие-то успехи и достижения, это благодаря такому количеству талантливого контекста. Я это очень ценю. Убежден, что наш театр – хотя я это придумал, реализовал, не умаляю своей роли, – но все же это история всей нашей компании. В «Школе современной пьесы». были великие и выдающиеся люди. У истоков стояли Альберт Филозов, Люба Полищук, Василий Петренко, Мария Миронова, Михаил Глузкий, Людмила Гурченко… Только по линии нашей литчасти здесь были известные имена – Григорий Заславский, Наталья Крымова, Марина Давыдова, Елена Ковальская, Екатерина Кретова… Звезды театроведения, критики, журналистики.

Могу назвать великим Окуджаву и объяснять, почему – то, что он сделал, меняет, влияет на жизнь огромного количества людей. И чем больше людей, на которых он повлиял, тем более он велик. Для меня великие – Боровский, Чубайс, Гайдар, Горбачев, Ельцин. В этом ряду можно назвать Сталина – великого тирана и упыря. Ведь великий – значит не хороший, а меняющий жизнь.

63. Вам посчастливилось встретиться с потрясающими людьми. И началось это уже в вашей юности в Одессе. Расскажите о них.

Да, посчастливилось встретить тех, кто повернул мою жизнь. Это семья художников – Михаил и Зоя Ивницкие. Случайно с ними познакомился, и от них узнал в возрасте 13-14 лет, как много не знаю. Благодаря встрече с ними мне стало стыдно, что у нас дома нет библиотеки. Как оказалось, я не читал огромное количество важных и нужных, настоящих книг. От них узнал то, что меня спровоцировало заниматься режиссурой. Я понял, что нужно покинуть родную Одессу и перебраться в столицу – Ленинград или Москву, что я и сделал. Зоя Александровна, к счастью, жива, ей 90 с лишним лет, и я до конца своей жизни буду помнить ее и многих людей, которые меня формировали. Евгений Михайлович Голубовский первым в газете «Комсомольська iскра» на украинском языке напечатал три моих рассказа. Мне было 14 лет. Рассказ «Яблоки» с тех пор, где и когда бы его не публиковали, всегда печатается с посвящением Евгению Голубовскому. Как ни странно, на меня повлияли многие одесситы, с кем я лично не встречался. Это и Леонид Утесов, с которым я познакомился намного позже в Москве, это Исаак Бабель, Эдуард Багрицкий и даже Александр Сергеевич Пушкин со всей своей «одесской грамотой на бессмертие.»