Леонид Лушников - След заката

— А че это тебя к Ваське-то несет?! Он, поди, не забыл, как ты ему по морде насовал! Сколь лет не якшались?

— Сойдемся! — твердо ответил Трифонов. — Мало ли по пьянке бывает. Вот тебе духи еще в нагрузку.

— Матаня отшила! — взвилась Марфа до визга. — Теперича мне суешь?!

— Да не ори ты! — поморщился он. — В нагрузку дали к водке.

В эту ночь Марфа легла в постель, надушенная до одури «Красной Москвой». Трифонов аж задохнулся, выскочил на волю, матерясь в темноту:

— Дура шпаклеванная! По каплям же душиться надо!..

Мир еле-еле восстановился. Еще не рассвело, когда Трифонов сошел на маленькой станции Светлой. Заходить в пришибленный к сугробам вокзальчик не стал, а пешком поперся к поселку по накатанной дороге, не дожидаясь рейсового автобуса, возившего туда и обратно два раза в день. «Пока жду, пяток километров отмахаю!» — думал он, топча хрустящую изморось.

Над горами недвижимо стояли морозные белесые туманы, сыпали в долину мелкую крупу. Прожектор желто высветил черное жерло пробитого в горе тоннеля, следом с рыком выскочил грузовой состав и запылил с перестуком по станционным стрелкам. На реке дыбился заструженный ледянкой вал, нагроможденный осенними первыми морозами. Возле контрольной будки охотничьего хозяйства сидела подслеповатая сучка, раненная еще в молодости зверем, поглядывала на незнакомца с подозрительным любопытством. Трифонов толкнул дверь проходной, та со скрипом открылась.

«Дежурных нет, значит, гости не отдыхают», — догадался Трифонов, заметив сквозь невидь измороси огонек в егерьской избе, стоявшей во дворе наискосок. Взойдя на богатое резное крыльцо, он согнутым пальцем настойчиво постучал в дверь, обшитую чеканной медью, позвал:

— Хозяева дома?!

Изнутри ни звука. Сквозь морось, шедшую через реку на хозяйство с гор, еле-еле было видно поселок, приземистые домишки, где жили егеря с семьями и приезжая обслуга. Чуть вдали, у березовой рощи, весело маячили флюгерки на острых куполах гостевых дач, а еще дальше — таежный колок, прикрывающий хозяйственные службы, вольеры и конюшни. Оттуда доносились неясные фырканья и визг. Вдоль навеса, где рядами стояли автомобили и снегоходы, позванивал бегунком на проволоке здоровенный пес, настороженно косился на топтавшегося на крылечке Трифонова, но голоса не подавал.

— В поселок придется идти, — пробормотал он, выпятив недовольно нижнюю губу. — С Васькиной бабой встречаться не хотелось бы… Моментом настроение попортит, да и старое припомнит. Зараза!.. — Он созлостью пнул дверь валенком, прошитым на головках кожей, и хотел уже сбежать с крылечка, как услышал сбивчивый и недовольный голос со сна:

— Кого там еще в такую рань принесло?!

Трифонов через сто лет бы сразу признал скрипучий голос свояка, обрадованный, произнес:

— Это я, Вася!.. Трифонов… Отчиняй ворота!..

За дверью минутное замешательство, а потом раздалось как-то неопределенно и вяло:

А-а-а… Ты-ы-ы!.. — Но дверь раскрылилась со скрипом. Василий Леднев, босой и в шубейке, накинутой на одно плечо, заговорил со сдержанным удивлением:

— Заходи, Корнилович… раз приехал. А каким путем? Мы морозить у порога не будем, как некоторые!

— Намекаешь?!

— А че?

— Кто старое помянет…

— Ага!.. А кто нет — тому два глаза, — ворчал Леднев, но руку протянул. — Ладно. Здорово!

На прикрытых шкурами нарах похрапывали сезонные егеря. От печи шло мягкое тепло, мешаясь с запахами сбруи, плохо выделанных шкур и табака. В деревянной пирамиде, скроенной по-армейски, блестели вороньем стволы.

— Чего прилетел-то? — тихо выспрашивал Леднев, плескаясь над ведром возле рукомойника, подвешенного к стене. И не дожидаясь ответа, с горечью продолжал: — А у меня с бабой полный разлад. Вот и ночую тут… Приезжал Фролов из Атамановки… Ну, ты их всех знаешь. Лосятины закупил у нас пять центнеров. Ну, мы с ним и гульнули. Да еще баб каких-то он подцепил. Теперь перед моим носом — дверь на запор! Ну, а все же!.. Чего прикатил? — допытывался он, вытирая лицо затертым полотенцем. — Мясо кончилось. Шкуры сдали…

— Мясо у меня свое, Вася. Поговорить, повидаться… Ну и дело есть на литр, — Трифонов распахнул полы полушубка. Светло блеснули горлышки бутылок.

— О-о-о! — протянул Леднев. В глазах вспыхнули огоньки. — Сурьезно!.. Пошли тогда в одно место. Ноне все дачи свободны.

Одеваясь, Леднев дернул за ногу спавшего с краю парня, приказал:

— Послушай телефон, Петька! Я в обходе… Да не скалься! Ответь, и все дела.

— Заметано! — егерь снова уронил голову на свернутую в рулон телогрейку, спрятал улыбку.

Спустя десять минут вошли в одну из многочисленных дач, рубленных из отборной лиственницы, разукрашенную по самый конек искусной резьбой по дереву. Внутри, на голых стенах, в изобилии рога лосей и косуль, чучела, на полу ковром брошены шкуры. Зверье оскалило пасти… В середине громадный стол человек на пятьдесят, голый, как футбольное поле. В углу большой камин и кочерга у стены, немного подкопченной. Василий щелкнул выключателем, и дежурный свет погас, а над головой вспыхнула хрустальным дождем люстра.

— Богато живете! — воскликнул пораженный Трифонов. — Как в Кремле!

— А то!.. — горделиво вскинул голову Леднев. — Гостиная. Тут такие люди пируют, аж дух захватывает. В люксах, где живут гости, побогаче! Сейчас пошарю в холодильниках, может, чего осталось. Вчерась мелкота какая-то гуляла. Сынки да дочки разных шишек… С ними возни охотоведам и егерям нет. Не надо зверя подсаживать и гнать на выстрел! Эти нажрутся… Вуги-вуги! И голышом выплясывают. Срамота! Ха-ха-ха! — заржал Леднев. — Я тут как-то дежурил в ночь. Думаю, загляну. Стопарик нальют… Они меня силком в банкетный зал затянули. Правда, у меня шланги огнем горели, и я не особо противился. А как увидел картинку, то сразу пожалел, что связался. Чуть коньки не отбросил… Парочка в чем мать родила… валандаются на шкуре. А все сидят за столом и ноль внимания. Парень уже квелый! Неспособный… А деваха, косматая, как ведьма! Накрашенная… На меня набросилась, орет и лезет, куды не надо… «Иди, мужичок! Я тебе любовь подарю!»

— Брешешь ты, Васька! Признайся! — усмехался Трифонов, выставляя выпивку на стол.

— Истинный господь! — он перекрестился. — Кинулась на меня и взасос! А от нее не то кониной пахнет, не то еще чем… Больше я не маячу, когда наследники гужуют.

Василий принес початое блюдо с заливной осетриной, колбасу с сыром. Не успели выпить, как хлопнула дверь и в зал вошла закутанная по глаза женщина. Увидев сидевших за столом мужиков, всплеснула руками:

— Опять ключ подделал! С самого ранья жрут. Ну, Танька тебя теперь и вовсе в нужник не пустит. А директору я пожалуюсь. Гони ключ! Откель собутыльника-то выкопал?