Леонид Лушников - След заката

— Ой, забыла! Дядьку Матвея Сонька вчерась из больницы привезла. Может, позовем ее в луга, Зоюшка? А то она, поди, забыла, как трава растет…

— Че это?! — поднял удивленные глаза Петр Семенович. — Каждый год в отпуск приезжает? — Голос у него скрипел раздраженно и сухо. «Влезла со своим уставом. Анна вчерась в дом не пустила. «Отдыхает Матвеюшка с дороги!» — мысленно передразнил он сестру. — Ба-а-а-рин! От-ды-ха-ет!.. Тьфу!»

— А ребята с собой пирогов набрали, — продолжала талдычить свое Катерина, будто не замечая ворчания отца. — На горяченькое поспеют… Да че там, — Катерина взмахнула полной рукой. — Бывало…

— Не изголодаются, — перебил ее набитым кашей ртом Петр Семенович. — Адвокатша!.. — Наконец-то он поднял голову, глянул в бледное, но еще больше красивое лицо снохи. Неприязнь соскользнула, как подтаявший снег с крыши. Любил он Зою! Даже, наверное, больше, чем своих родных детей. «Да пусть хоть в дерюге ходит, лишь бы отошла от боли. Сколь лет, как Сашки не стало!» И голоса-то ее уж вечность не слышали! — прошила сознание жалкая мысль. — Куды все подевалось?! Как на погосте!.. Шпыняем, а нет бы помочь человеку. Живем на свой лад и черствеем!..»

Петр Семенович расстроился еще больше. В сердцах отодвинул свою чашку, хромая, поспешил во двор и там сразу взялся за колку чурбаков, гневно швыряя поленья поближе к поленнице, неистово ворочая белками больших глаз, бормоча что-то себе под сычиный нос.

Бабы прикончили завтрак при полной и гнетущей тишине. Каждая прислушивалась, что там творится на дворе, по-своему переживая за отца, ставшего в последнее время особенно нервным. Но там тупо ухал колун, звенели брошенные в кучу плашки. Зоя, сдерживая притворную скуку, зевнула и осталась в избе мыть посуду. Катерина, поглядев на нее, ухмыльнулась. Накинув на голову шелковую косынку в желтых цветах по белому полю, пошла к Ветровым за сестрицей, кинув на ходу:

— Ты больно-то не размывай… Выходить пора…

— Ладно.

Вышли на луга, чуть припозднившись. Поселковые бабы уже давно рассыпались по лесу. Зоя что-то подозрительно долго возилась в избе, думая перед зеркалом: «А я ничего еще! Монашка! — она ухмыльнулась. — Переодеться или в этом идти?!»

— Ты там пристыла, что ли? — встав на завалинку, Соня заглянула в окно и тут же присела. — Никакой дисциплины… Строем вас надо муштровать, лежебок! — спрыгнув, подойдя к Катерине вплотную, прошептала: — Баба-то возле зеркала красуется!

— Ой! Че-то будет! — всплеснула руками Катерина. — Она мимо трюмо-то пробегала, как ошпаренная. — Ее любопытство толкнуло к окну, но вышла Зоя, скрывая улыбку.

— Чего примолкли-то, сплетницы?

Те растерянно переглянулись.

Через пять минут бабы тронулись гуськом по прибрежной тихой тропке вверх по Бересени, тихо переговариваясь. Петр Семенович долго глядел вслед, потом крикнул сипло:

— Дальше большой гривы не забредайте! — но строгости в голосе не слышалось. — Еще блуданете… Ищи потом вас! Да и Алешка ноне обещал не задерживаться… Колька, может, доспеет к вечеру-то. Чать, хватит ему по столицам-то шастать. Пора уж проведать родню-то. Спуститься с горы! — гордость проглядывала в его речи изо всех швов. А как же: сын в обкоме и не на последнем месте! По радио о нем говорят. Правда, не так хвалебно, как тут. Глядя, как колыхаются макушки рябинок на слабом ветру, подумал: «Ежели Зойка оглянется, то думает про Кольку! Эх, спариться бы им!..»

Зоя приметила для нее одной направленную скрытность в словах свекра, не оглянулась, хотя тянуло. Затаив в уголках рта непонятную улыбку, она со страхом подумала о том, как полыхнули ее щеки. «Господи! Что бабы подумают?! Таюсь, а душа рвется!.. — Она поспешила вперед. — Батя все еще старается соединить нас с Колей… А я совсем не та, что думают. Живая!.. Сашу, Егора вспомнила, от того и раскраснелась. Любовь не забывается… Недавно Березин приснился. Да так сладко! Весна меня эта подхватила!» Зоя оторвала взгляд от узкой тропки, нырнувшей в чилижник, укрытый полураспустившимися листочками, повернула голову на реку, буйно катившую свои воды мимо черемуховых берегов, пахучей белью рассыпавшихся по скатам гор, упиравшихся в самый урез. Буро-зеленые таежные россыпи шелестели от лопавшихся почек…

Так, шагая впереди товарок, о чем-то громко судачивших, Зоя опять вспомнила ту страшную осень. Марьинское… Цинковый гроб, в котором лежал мертвый Березин… Долгая дорога на Урал из Казахстана. Похороны, и то, как бережно и чутко относился к ней Николай. Давно она примечала, как равнодушие покидало мужика. Да и отец на пристальные подглядки сына не раз выговаривал со злым придыхом, прижав к стене сараюшки: «Ты, Колька, на Зойку не больно пялься! Сашка узнает… Не хватало еще бучи среди сыновей.» «Да ты что, батя?!» — виновато сипел Николай, отводя масленый взгляд. «То-то что!.. Вижу — не слепой! Зойкины коленки тебе белый свет застят. Только не про тебя они круты…» И тут еще вспомнила, как однажды прорвало Николая Петровича. А случилось это в то время, когда она уже родила Егорку, названного в память о первом муже. «Пусть обое имена будут на слуху!» — обрубил спор Петр Семенович. И уж справили годовщину смерти Александра Петровича Березина, и полетели белые мухи с хребта, не дождавшись октября. Бересень в том году как-то за одну ночь налилась холодом. Вот-вот зазвенят закраины. И в такой пасмурный и ветреный день заявился Николай Петрович в Бересеньку. Не снимая волчьей дохи, с порога, еще не успела захлопнуться дверь за ним, прилюдно заявил, как будто давно уже все было оговорено:

— Собирайся, Зоинька! Поедем в Темирязевское… В загс… А потом свадебку закатим! Ну, чего рты разинули?! — окрысился он на домашних, сидевших за обедом.

Это напористое поведение Березина застало всю семью врасплох. Зоя даже вскрикнула и схватилась за сердце. Мертвая тишина на мгновение повисла под потолком. Только малышня неслышно хихикала в ладошки. Поглядывая на жилистые дедовы руки, нервно затрепетавшие над столешницей, внук Сашка рваным тенорком отозвался:

— Во дае-е-ет, дядька!

Это восклицание вывело Петра Семеновича из оцепенения. Он тут же отвесил внуку подзатыльник, чтобы не лез вперед батьки, приподнялся на костылях, растопырившись, как ворон на коньке в дождливую погоду, повел рукой:

— А ты разденься, сынок! — голос отца рвался. «В разнос пошел, кобелина! Поди, для смелости-то пузырь раздавил. Теперь, как неука попер ломом… Не на ту ты нарвался, сынок!» — буйным ветром пронеслось в мозгу, а вслух тихо и вкрадчиво продолжил: — Разговор так не ведут, Коля. Надоть все чин-чинарем! А ты с ходу… Ни здравствуй, ни прощай! С маху-то и лесину не валят. Обихаживают…

— Братушка! Ты разденься и посиди с нами, — подскочила Катерина к брату, цепко хватаясь за полы дохи, мельком оглянувшись на помертвевшую Зою.