Екатерина Гордеева - Мой Сергей. История любви

Я поговорила с отцом Николаем об этой идее, спросила, правильно ли я поступаю, снова начав кататься, ведь еще не прошел год траура, предписываемый канонами русской церкви. Отец Николай, который, как и всегда, был очень добр, ответил:

— Катя, катайся, потому что я знаю — ты любишь свою работу, и твое катание приносит радость другим людям.

А потом добавил:

— Не бойся быть счастливой в своей будущей жизни. Сергей поможет тебе в этом. Когда ты встретишь другого, приведи его в эту церковь. Я благословлю ваш союз, к какой бы религии или национальности ни принадлежал твой избранник, и Сергей благословит вас вместе со мной.

Как и всегда, слова отца Николая принесли мне утешение. Однако, доброта этого человека не могла защитить меня от той стороны жизни, которую мне вскоре предстояло увидеть, пугающей и отвратительной, о которой я не имела понятия, пока жила с Сергеем. Однажды позвонил Захаров, наш прежний тренер, и сказал, что один его знакомый бизнесмен хочет поговорить со мной. Захаров добавил, что этот человек является спонсором боксеров и борцов и может оказать мне существенную помощь в устройстве будущей карьеры.

Я встретилась с ним у Захарова. Мы немного побеседовали, и бизнесмен сказал, что поддерживает еще и детские фонды и ему хотелось бы передать мне деньги для Дарьи, после чего протянул конверт. Позднее, когда я его открыла, то обнаружила там огромную сумму денег. Я не знала, что делать, и позвонила ему, чтобы поблагодарить за щедрость — как это мило, что его фонд вспомнил о Дарье.

Но постепенно я начала понимать, что это вовсе не друг детей и спортсменов, что он преследует совсем другие цели. Я чувствовала себя ужасно. Попыталась вернуть ему деньги, которые он дал для Дарьи, но услышала в ответ:

— Это же не для вас, а для девочки. Оставьте их.

Нашлись и другие люди, которые меня пугали. Мне перестало нравиться в России, теперь для меня здесь все изменилось. Живя с Сергеем, я знала, что мне ничто не угрожает. Он брал телефонную трубку, и, если я не хотела говорить с человеком, который звонил, я так и делала. Теперь мне мог позвонить кто угодно и сказать, что готов мне помочь, встретиться со мной; многие обещали сделать меня счастливой. Но думали они совсем о другом.

Когда я рассказала маме о подобных звонках, она ответила:

— Тебе придется многое узнать о реальной жизни. Ты слишком откровенна с людьми. Тебе кажется, что они желают только добра. На самом деле все обстоит совсем не так.

И я приняла важное решение. По дороге в Москву я еще не понимала, что делать со своим будущим, что станется с моей карьерой, вернусь ли я в Соединенные Штаты. Но теперь я знала, что должна поехать в Симсбери, где мы с Сергеем пытались создать для себя дом. Я теряла себя. Жизнь в России невероятно изменилась с тех пор, когда я была ребенком, а к новой жизни я была не готова.

Однако приближался Новый год, и я предполагала встретить его с родителями, хотя тогда не была уверена в том, что хочу быть с ними. Они встречали праздник на своей новой даче в Лягушино, где построили бревенчатый домик вместо старого, в котором Сергей, Машка и я провели десять чудных дней в 1989 году. Дом и баня мне очень понравились. Отец пригласил своих друзей; мне казалось, что в основном соберутся люди старшего поколения, и я не знала, понравится мне это или нет. Наверное, я буду чувствовать себя лишней. С другой стороны, Новый год — семейный праздник. И мама просила меня приехать.

В последний момент сестра тоже решила встретить Новый год с нами. И как выяснилось, друзья моих родителей взяли с собой детей, которые оказались ровесниками моей сестры — от восемнадцати до двадцати лет. Получился замечательный праздник.

Всего нас собралось двенадцать человек, и впервые после смерти Сергея я смеялась. По-настоящему смеялась. Один из приятелей моей сестры, которого я помнила еще с того времени, когда ему было одиннадцать, здорово рассказывал анекдоты, и я хохотала до слез.

Мы пили шампанское и буквально купались в снегу, потому что выдалась невероятно снежная зима. И кругом были огромные сугробы. Погода стояла великолепная, а на закате багровое солнце раскрасило белый снег огненными полосами. Было очень красиво. И очень грустно, что рядом со мной больше нет Сережи.

«Почему в такой чудный день, в такую прекрасную погоду его нет со мной?» — подумала я.

Отец срубил в лесу две елки; одну поставили в доме, а другую — у крыльца. Мы сложили все подарки под елку, которая стояла в доме, и на этот раз они не поместились в большой мешок Деда Мороза, который сшила моя мама, потому что гости тоже принесли с собой подарки. Той ночью, впервые с 1988 года, мы вспомнили об обычае разбивать тарелку в полночь и загадывать желание. Учитывая, что собралось двенадцать человек, мама разбила две тарелки. Я была с Дарьей. Мы решили, что спрячем один кусочек вместе и загадаем желание. Я ожидала, что маленькому ребенку дадут место, чтобы ее ручка смогла найти подходящий осколок.

Однако я ошибалась. Как только часы начали бить двенадцать, мама швырнула на пол тарелки и все бросились искать осколки, будто маленькие дети, изголодавшиеся по пирожным. Мы с Дарьей схватили последний осколок, убежали в спальню моих родителей и спрятали наше сокровище под стоящим в углу шкафом. Я не скажу вам, что загадала, иначе мое желание никогда не сбудется. Признаюсь только, что оно связано с Дарьей.

После чудесной новогодней ночи я довольно скоро улетела в Симсбери. Теперь этот небольшой городок в штате Коннектикут стал для меня домом. И я поняла, что будет ужасно — более того, просто невозможно — вернуться домой без Дарьи.

Мне кажется, мои родители были этим огорчены. Дарья стала их радостью, они привыкли, что ребенок живет с ними. Они собирались прилететь в Коннектикут только через месяц и не хотели, чтобы Дарья все это время провела там со мной. У них все еще не было уверенности в том, что я пришла в себя после смерти Сергея и способна заботиться не только о себе, но еще и о ней. Но я не могла поступить иначе. Я не знаю, где нашла в себе силы, чтобы сказать: «Мама, я возьму ее с собой. Я приняла решение». И я это сделала. И до сих пор счастлива, что мужество мне не изменило.

Через несколько дней после возвращения в Штаты Дарья в первый раз после смерти Сергея спросила об отце. Она проснулась, но вместо того, чтобы, как обычно, заняться игрушками, долго оставалась в постели. Потом пришла ко мне и проговорила:

— Мама, я скучаю по папе. Я хочу его видеть. Это было первое, что она сказала утром, — вероятно, Сергей ей приснился.

Мне было очень трудно, но я посадила Дарью к себе на колени и сказала:

— Даша, помнишь, что я тебе говорила? О том, что папа не вернется домой? О том, что он умер? Ты сможешь увидеть его, только когда спишь, и то если очень-очень постараешься. — Я наклонилась к ней и заглянула в ее блестящие голубые глаза — глаза Сергея. — Ты видишь папу в моих глазах? — спросила я.