Михаил Зуев - Седьмое дао дождя

Разговор с кантри-менеджером американцев получился сложным. Больше часа я уламывал его на то, чтобы он посмотрел другого кандидата. Мой отказ из-за давности наших отношений он счел чуть ли не личным оскорблением. Наконец мы все же пришли к соглашению — кандидата посмотрят, но, если он им не подойдет, я буду обязан принять предложение. Сроком на 12 месяцев. Контракт жесткий, ни я, ни они разорвать его не имеют права. Если я отказываюсь от таких условий — и кандидата не смотрят, и меня посылают подальше.

Я согласился.

Миша прилетел в Москву в следующий понедельник. Я так волновался за него, что даже не поехал в Домодедово встречать самолет.

— Не маленький, — буркнул я в трубку — и на автобусе доедешь.

Утром во вторник американцы позвонили мне сами. Они долго благодарили меня за мою настойчивость и объявили, что я могу быть свободен. Мишу приняли. Я вздохнул с облегчением.

За год работы Миша стал одним из самых высокорезультативных представителей концерна в Европе. Удача, казалось, сопутствовала ему безусловно. Хотя мало кто задумывался, что его рабочий день стабильно начинался в восемь и заканчивался в двадцать два. Что каждый месяц он проводил вне дома по двадцать дней. Наконец, что работал он просто на износ.

Наша дружба крепла. Виделись мы теперь чаще. Когда Миша узнал, что я был вынужден перейти на новое место, он немедленно позвонил и сказал:

— Давай я тебе помогу. Приезжай к нам, перспективы хорошие, твое оборудование имеет хороший шанс «пройти» на локальный рынок. Не затягивай с визитом.

Выйдя на трап ИЛ-86, я увидел Мишину кофейную «шестерку» прямо на летном поле. Миша стоял рядом и улыбался.

Встречающих машин было две. Рядом с нашей «шестеркой» стоял белый вылизанный «линкольн» — тем же самолетом в Екатеринбург на гастроли прилетели ребята из «На-На». «Нанайцы», гордо задрав подбородки, стали по одному «упаковываться» в «линкольн». Видя такое дело, Миша согнул спину в три погибели, отворил мне заднюю дверь «жигулей» и с подобострастным выражением лица отскочил в сторону.

Интермедия удалась. Народ на трапе покатывался со смеху. Бросив сумку на заднее сидение, я сел вперед. Мы тронулись вслед за «линкольном».

— Слушай, — удивился я — как тебя пустили на поле?

— Мы — официальные поставщики медсанчасти аэропорта, — сказал Миша с каменной физиономией, смеясь одними глазами. Поэтому у меня постоянный пропуск в аэропорт.

Времени на раскачку не оставалось. За пять дней мы должны были посетить Пермь, Тюмень и еще несколько городов поменьше. Встречи запланированы заранее, выбиться из графика нельзя.

На следующее утро, в пять часов, мы уже отъезжали от Мишиного дома. Предстояла поездка в Тюмень — пятьсот верст туда, пятьсот обратно. Солнце светило во всю. Прекрасная широкая дорога, мерный гул мотора, заднее сидение, заваленное нашими портфелями, образцами и рекламными материалами — вечными спутниками коммивояжеров.

Всю ночь перед этим, проводив Мишину семью спать, мы пили кофе, трепались за жизнь и слушали музыку. Усталости не было.

Миша сидел за рулем. Доехали быстро, часов за пять с половиной. В Тюмени Мишу немного разморило. За руль сел я.

С делами мы управились быстро — часов за шесть. Наскоро перекусив в каком-то, по-видимому, фешенебельном, но пустом кафе, мы тронулись в обратный путь. Уже на выезде из города нас тормознул наряд ГАИ.

Я вышел из-за руля и по просьбе офицера уселся в его машину. Миша, как хозяин автомобиля, последовал за мной.

— Документы давайте, — устало промолвил товарищ капитан.

Капитаном он был, судя по всему, недавно. Четвертая звездочка на погонах была еще совсем новой, блестящей и неистертой ремнем портупеи.

— Так-так, — вежливо сказал капитан, изучив мои права и техпаспорт. Машину мы отгоняем на штрафную стоянку. Ваши права, Михаил... — он заглянул в удостоверение — ...Борисович, мы изымаем — пойдут в московское ГАИ почтой.

— За что? — не понял я.

— Какого цвета ваша машина?

— Как какого — кофе с молоком, — удивился я.

— Правильно, — сказал капитан, — а теперь читаем в техпаспорте. Цвет — бе-лый. Вопросы еще есть? Вопросов нет.

В салоне милицейской «девятки» повисла мертвая тишина.

И тут Миша, сидевший сзади, медленно-медленно наклонился вперед, придвинулся к самому уху товарища капитана и тихо спросил:

— Капитан, у тебя «пушка» с собой есть?

Капитан напрягся, развернулся к Мише, пару секунд помолчал.

— Есть, а ты как думал?

— Капитан, отдай мне свою пушку, — попросил Миша проникновенным голосом.

— Зачем? — спросил капитан.

Его левая рука украдкой легла на ручку двери. Капитан все понял. Он был не дурак. В «девятке» развернуться негде. Выскочить он точно не успеет. Наверное, он наглядно представил себе, как Миша удушающим приемом берет его за шею сзади. Как я расстегиваю кобуру и достаю табельную «пушку». После этого могли быть варианты.

— Капитан, отдай мне свою пушку, — повторил Миша, — я застрелюсь нафиг.

Смеялись мы все трое — громко, до слез, минут пять. «Базар» продолжился на улице. Мы курили и объясняли капитану обстоятельства. Капитан все понял. Денег он с нас не взял. Больше того, связавшись со своими по рации, он попросил кофейную «шестерку» с екатеринбургскими номерами на всем пути до выезда из города не останавливать. Проверено, мин нет.

Я тронулся с места так, что завизжала резина. Миша продолжал смеяться.

— Да по нему видно было, что нормальный мужик, — оправдывался он сквозь смех. У них там с юмором тяжело, поэтому, если рассмешить, он тебе никогда гадости не сделает.

Мы быстро выехали за городскую черту. Миша, совсем утомившись после неожиданной импровизации, заснул. Он повернулся ко мне спиной вполоборота, опустил спинку и отключился. Радио в машине не было — украли за неделю до нашей поездки.

Я остался один. В сознании настойчиво вертелась мысль — быстрее назад, в Екатеринбург, в уютный Мишин дом. Я почувствовал себя уставшим и одиноким. Одиночество было физически осязаемым.

Я сосредоточился. Машина неслась вперед по широкой пустой трассе. Встречных практически не было. Стрелка спидометра застыла на отметке «140». Начинался вечер.

Огромные дождевые облака клубились на горизонте. Как будто по прихоти невидимого скульптора, они складывались в причудливые фантастические фигуры, в следующее мгновение разметываемые порывами шквального ветра. Этот ветер, на фоне яркого света, проходящего через громады облаков, превращающихся в черные тучи, был неправдоподобен. Сильные боковые потоки пытались сбросить машину с трассы. Я оцепенел. Я держался за руль из последних сил, как утопающий за соломинку. Ногу, лежащую на педали газа, скрючило судорогой. Казалось, никакие обстоятельства не смогут заставить меня убрать ногу с педали.