Михаил Зуев - Седьмое дао дождя

Но на одну «халтуру» плюс зарплата выжить было тоже проблематично. Пришлось придумывать вторую. Я дал объявление в «Вечерку»: «Покупаю неисправные кассетные магнитофоны «Орель-101». «Орель» был уникальным аппаратом. Производили его в Днепропетровске, на военном заводе. Стоил он почти пятьсот рублей «очень старыми». Но он того стоил. В нем было два мотора, почти сенсорное логическое управление, встроенная полупрофессиональная система шумоподавления и очень качественный тракт записи-воспроизведения. Иными словами, «савейский» аппарат за четыреста пятьдесят был аналогичен по классу хорошим западным, стоившим не менее тысячи двухсот.

Но «Орели» — ломались. Причем всегда — в двух-трех характерных местах. И этот лом можно было купить с рук рублей по двести пятьдесят, сдавая потом в комиссионку в абсолютно исправном виде сотни по три.

Так я открыл радиомастерскую на дому. Через мои руки проходило по пять аппаратов в месяц. Я бы мог делать и больше, но оборотных средств на покупку «лома» не хватало. С бытовой радиоэлектроникой я тогда был на короткой ноге.

И вот, в тот вечер, когда мне оставалось запаять последнюю плату в моем усилителе и приступить к отладке (навороченный осциллограф я заимствовал за десять рублей в месяц в ближайшей радиомастерской), раздался звонок в дверь. На пороге стоял Саня.

— Знаешь, я свою семью тоже на два месяца отправил, — сказал он и хитро улыбнулся.

За два часа мы все допаяли и настроили. Крошечный ажурный усилитель прокачивал по тридцать пять ватт на канал без малейших искажений. Мы блаженно сидели на диване, пили пиво и слушали Карлоса Сантану.

На следующий день Саня появился у меня дома с коробкой в руках — он купил такой же полуфабрикатный набор. Второй усилитель — вместе — мы собирали два вечера. Естественно, с «неизменно превосходным результатом».

Монотонная совместная работа сближает людей. Мы подружились.

Молодость, одиночество, наличие автомобиля, хорошей музыки и свободной жилплощади в сочетании с весной будят в людях страсть к приключениям. Так начались наши веселые разгульные два месяца — сплошная «ночь с пятницы на понедельник». Конечно, работу мы не забрасывали. Больных нужно было лечить. Но наука с диссертациями были отложены на потом.

Всему находилось время — беседам ночи напролет, развлечениям, катанию по ночной Москве, пиву с венгерским вермутом и прочему, чем обычно отмечают доблестный путь в такие короткие (как теперь понимаю) годы уходящей юности.

У меня было сорок фамилий,

У меня было семь паспортов,

Меня семьдесят женщин любили,

У меня было двести врагов.

Но я не жалею!

Сколько я ни старался,

Сколько я ни стремился —

Все равно, чтоб подраться,

Кто-нибудь находился.

И хоть путь мой и длинен и долог,

И хоть я заслужил похвалу —

Обо мне не напишут некролог

На последней странице в углу.

Но я не жалею!

Это — тоже «по Высоцкому». Уже не «почти».

И вот пришло лето. Отпуска. Отъезд из Москвы. Потом — осень. Я сменил работу. Дел стало невпроворот. Командировки, разъезды, города, люди, лица. В то время я вел учет своим авиаперелетам над просторами Родины. Получалось по шестьдесят — семьдесят в год.

С Саней мы почти не созванивались. Как-то раз, при случайной встрече он сказал, что едет в Штаты. В гости. На месяц. Оказалось — навсегда.

Он звонил оттуда — один раз. Оставил номер телефона.

Спустя три года я первый раз поехал в США. Перелет был долгим, утомительным (через Франкфурт) и неприятным. Я сидел на самом последнем ряду старого люфтганзовского «джамбо». Над Скалистыми Горами начало мотать так, что стали падать набок тележки для развоза напитков. Молоденькая стюардесса (оказалось — практикантка, первый рейс по маршруту Франкфурт — Сан-Франциско) от страха заплакала. Старый веселый американец, сидевший возле иллюминатора, слева от меня, саркастически заметил: «Никогда больше не полечу Люфтганзой — если долетим, конечно...»

Можете представить себе мое состояние, когда после объявления о десятиминутной готовности к посадке во Фриско, многотонная махина Боинга-747 стала садиться прямо в океан. Откуда мне было знать, что в Сан-Франциско взлетно-посадочная полоса начинается у самого берега.

В общем, из здания терминала я вышел никакой. Ни петь, ни рисовать. Выкурив сигарету в три затяжки, я стал искать мусорницу. Мусорниц не было. Я уже был готов сжевать окурок, когда проходящая мимо меня американская тетечка шоколадного цвета и необъятных размеров, тоже с «бычком», неожиданно привычно-спокойно бросила его под ноги и смачно растоптала. Проделав то же самое, я с облегчением подумал, что, хоть американцем я не стал, но в этой стране мне уже определенно нравится.

В отеле, приняв душ и развалившись на кровати, я достал ноутбук и выудил из него Санин номер телефона. Пять вечера по Калифорнии. Окно номера — с видом на невообразимо модерновую пирамиду центрального офиса компании SEGA.

Трубку сняли на седьмой зуммер, ответив скрипучим женским голосом:

— Аллё! Говогите!

Русско-одесская речь меня несколько удивила. Я попросил Саню к телефону.

— Он на габоте. А хто это?

Я представился.

Ответный звонок раздался через час.

— Михалыч, привет, — услышал я. — Ты только извини, я долго не могу, я тут комнату снимаю. Короче...

— Саня, — перебил я. — У меня срочное дело. Я перезвоню через пять минут.

И повесил трубку. Никакого срочного дела не было. Если человек снимает угол — значит, такая жизнь. Наверное, ему не очень с руки вести долгие междугородние переговоры. И я перезвонил — пусть лучше звонок будет оплачен с моей стороны.

Мы проговорили час. Выяснить удалось немного. Больше спрашивал он.

Как я понял, он работал медбратом в госпитале. По вечерам подрабатывал в овощном магазинчике. Снимал комнату. Семья оставалась в Москве. Были какие-то проблемы со статусом, визой и иммиграционной службой.

А мне все виделось в розовом свете. Гостем ведь всегда быть проще.

В заключение мне пришла в голову неплохая идея.

— А что, если нам встретиться в Нью-Йорке на этих выходных? Я прилетаю туда вечером в пятницу, да и тебе из Детройта — рукой подать!

Тут Саня как-то замялся. И работы много, и времени нет, и вообще... Все было вполне правдоподобно. Если бы я не знал его. Он просто не хотел меня видеть. Мою довольную физиономию. Но тогда я этого не понимал.

— А давай, — опять кипятился я, — я прилечу в Детройт. Если ты не можешь. Погуляем, пообщаемся. Вспомним старое...

— Ну, если тебе это удобно...

Голос не оставлял никаких сомнений.

Субботним утром я зашел в трэвел эйдженси на Манхэттене. Билетов до Детройта было навалом. Ближайший рейс через полтора часа. Билет я купил. Быстро доехал до аэропорта. Прошел контроль на безопасность, и уже подошел к регистрационной стойке.