Зоя Богуславская - Предсказание

– Извини, не разбудил? – шепчет он в трубку. – Можешь завтра вечером заскочить ко мне?.. Ага, я так и знал. А когда? Ну ладно, ладно, бог с тобой, позвони утром.

Еще раз он внимательно осматривает комнату, расставляет все по местам. Потом заводит машину и едет за Наташей.

На рассвете, часов в шесть, Родион тихо пробирается на кухню. В квартире стоит запах «Шипра», сигарет, соединившихся с едва уловимым запахом душистого мыла и жасмина. Он зажмуривается от забытого ощущения ее присутствия. Наскоро перехватив сосисок с бутербродом, проходит в кабинет. Минуту сидит у секретера, боясь стряхнуть с себя блаженное оцепенение, потом пробегает вчерашнее начало защитительной речи. Переписывает одну фразу, другую, постепенно полемика с Тихонькиным захватывает его, и вот он уже катает страницу за страницей: «Свои показания Михаил начинает с рассказа о том, как он сидел в переполненном клубе, где в этот воскресный вечер шла кинокартина «Кавказская пленница». В левом кармане, уверяет подсудимый, он сжимал раскрытый охотничий нож, в правый рукав пальто был вложен сапожный нож. Зачем он пришел в клуб с ножами, почему держал их в руках – на эти вопросы он ответить не смог».

Дальше на трех страницах шло изложение происшедшего в кино, которое заканчивалось так: «Тихонькин уверяет, что после того, как весь этот вихрь погони скрылся из вида, он-де вырвался из рук матери и побежал за ребятами. Эта часть объяснения моего подзащитного – от момента, когда между ними и Шаталовым произошла перебранка, и до того момента, как Михаил вырвался от матери, – подтверждена многими очевидцами и сомнений не вызывает».

Теперь Родион переходил в наступление: «Но то, что вслед за этим утверждает мой подзащитный, выглядит так же малоправдоподобно, как и то, что он сидел в кино, держа в руке по ножу. По утверждению Михаила, он побежал из клуба к забору, который огораживает детсад, выставив вперед два ножа. Увидев там Рябинина одного, он бросился на него и нанес два удара двумя ножами. И хотя твердо установлено, что в момент, когда добежал Тихонькин до забора, вся группа давно пробежала мимо этого места, он все же настаивает на своем. На все вопросы Михаил отвечает: «Было все так, как я говорю». Но изложу сначала вкратце, как появились сегодняшние показания Михаила…»

Здесь Родион оставляет место, чтобы позднее вписать признания Кеменова на другой день после преступления, очную ставку с Кеменовым, когда возникла новая версия.

«Отныне, – продолжал читать Родион, – для следствия все стало сразу предельно ясным: Тихонькин сидел с двумя ножами в кино. Тихонькин незаметно для всех опередил ватагу, бежавшую за Рябининым, и бросился на него с двумя ножами в руках.

Городским судом семнадцатилетний Тихонькин был приговорен за нанесение двух смертельных ранений к десяти годам лишения свободы, к максимальному наказанию для лиц, совершивших преступление в несовершеннолетнем возрасте.

Но этот приговор был обжалован. Даже мать убитого Валентина Ивановна Рябинина, которая до сих пор не может поверить, что сын, которого она сама уговорила пойти в кино, больше никогда не вернется домой, – даже потерпевшая сейчас заявила в своей жалобе, что не верит ни приговору суда, ни показаниям Тихонькина.

Эта женщина добивается лишь одного: она хочет, чтобы за убийство сына ответил тот, кто его совершил…

Верховный суд нашей республики отменил приговор суда и возвратил дело на дополнительное расследование…»

Звонит телефон. Родион поспешно хватает трубку, чтоб не разбудили.

– Ну что там у тебя? – раздается голос Олега.

– Ничего, – шепчет Родион. – Работаю.

– Ты что, осип?

– У меня тут спят.

– Ха… – неопределенно хмыкает Олег. – И много народу… спит?

– Немного. Валяй дальше, – довольно гудит Родион.

– Валяю. Позиция невмешательства в личную жизнь друзей меня всегда устраивала. Что Рахманинов?

– Отложили. Ждут возможности допросить Мурадова. – Родион косится на спальню. – Знаешь, – признается он, – я поражен твоей Шестопал. Видно, старею, механизм разладился.

– Эту свежую мысль ты высказал, помнится, последний раз года три назад. И до этого еще лет за пять.

– Надо признавать свои ошибки. Если она сумела выудить у подсудимого то, что я не мог на протяжении полугода, – пора подавать в отставку.

– Кроме того, – Олег смеется, – Ирина в некотором роде медиум.

– Таких в природе не водится.

– Как это? Не ты ли расписывал после Болгарии про ясновидящую Вангу из Петрича? – Олег довольно хмыкает.

– Так то ж Ванга… Ее, брат, академии исследуют как феномен.

– Ладно, не очень-то казнись. – Олегу кажется, что голос Родьки куда-то пропал. – Главное – избежали ошибки. Чего тебе еще надо?

– Избежать-то избежали, да помимо меня.

– А что, лучше было бы, если бы благодаря тебе все проморгали?

– Давай… лупи. Все одно.

– Ты знаешь, в чем я окончательно утвердился после дела Рахманинова? – помедлив, говорит Олег. – Его первый удар был ответом на смертельное оскорбление. Так ведь? Вот ты бы и заявил где-нибудь в высшей инстанции, что словесное увечье может служить таким же веским поводом для ответного удара, как повреждение челюсти. Ни в одном процессуальном кодексе сегодня еще не фигурирует эта сторона дела. Рукоприкладство карается, а оскорбление словом, которое порой приводит к смерти – через час, день, месяц? Помнишь, мы говорили с тобой об этом? Раны чаще всего заживают, а последствия нервных потрясений остаются.

– Когда это будет, старик? – сдавленно гудит в трубку Родион.

– В недалеком будущем. – Олег не сдается. – Наука так же легко будет подсчитывать число нравственных увечий, ставших физическими, как воспаление легких или ангину. – Он замолкает, Родион слышит шуршание. – Инфаркт как следствие разговора с начальником. Неплохо, а? Или, допустим, заболевание печени как результат систематического издевательства любимой женщины. Годится? А психический стресс как итог лжи, надругательства? Ничего, а?

– Не может быть, – бурчит Родион.

– Вот ты тут скепсис разводишь, – голос Олега густеет, – а некий психиатр Лешан, кажется из нью-йоркской академии, почти доказал, что психические травмы часто имеют канцерогенный эффект. Понятно? А это означает, что имеется связь между нервными перенапряжениями и раком. Вот к чему сегодня подбирается наука! Доходит?

– Что ж, я, по-твоему, отстал, а?

– Не расстраивайся. Это до конца не доказано… А что твой гениальный эксперимент? Давно не слышу о нем. Ты же хотел посоветоваться.

– А у тебя что, явный избыток времени с утра?

– Считай, что так.

Родион медлит.

– Ну, если хочешь, то вот в двух словах.

И шепотом он объясняет Олегу суть эксперимента.