Олег Слободчиков - Сын леса

Алик вздохнул и вышел.

Груженная сухой хвоей эфедры машина вернулась в город на рассвете. Из сторожки, что возле конторы, выползла на костылях старуха, удивительно похожая на намалеванную на воротах бабу-ягу, и машина остановилась на территории «Травлекпрома». Алик выпрыгнул из кабины, стал посреди двора, раздумывая, с чего бы начать городскую жизнь. Кто-то окликнул его по имени, он сутуловато обернулся всем туловищем и увидел знакомого слесаря, зачем-то притащившегося на работу в этакую рань.

— Алик, друг, с возвращением!

Слесарь достал из-под верстака бутылку вина, сковырнул пробку, почти всю вылил в желтую пол-литровую банку. Алик припал к посудине губастым ртом и зычными глотками осушил ее до дна. Крякнул.

— Алик, займи двести рублей?! Отдам через неделю… Сосед японские часы продает…

Алик закурил, хлопнул слесаря по плечу:

— Деньги сначала получить надо!

— Траву вывез — получишь!

Алик не ответил, увидел в углу чьи-то старые сандалеты, по-свойски сбросил заштопанные леской резиновые сапоги.

— Как на меня шиты, — сказал, примерив их и пинком отправляя под верстак старую обувь и грязные портянки: — А еще флакончика у тебя нет?

К обеду он сдал на склад вывезенную эфедру и без задержки получил почти полторы тысячи рублей трех и пятирублевыми пачками. День был солнечный.

Алик скинул свитер, залатанный на локтях шинельным сукном, повесил его на забор, оставшись в рубахе без пуговиц и с оторванными рукавами, завязал узел на животе и сунул за пазуху деньги. Вокруг уже вертелись знакомые и незнакомые мужики с похмельными лицами.

— В «Черном Ишаке» пиво свежее! — нашептывал кто-то.

Алик хрустнул пачкой, протянул несколько бумажек в чьи-то руки:

— Кто за водкой сбегает? — дал деньги еще кому-то.

Потом что-то пили, кого-то ждали и не дождались. Поехали в центральный универмаг одевать разбогатевшего бича, а попали в центральный гастроном.

Бабенки, на которых Алик пристально поглядывал, шарахались брезгливо и испуганно. Но деньги были за пазухой и это не обижало.

Он ненадолго и только чуть-чуть отстал от толпы собутыльников и вот почувствовал на плече знакомую властную руку. Прошло всего три часа, как он получил деньги, а вот уже привезли в медвытрезвитель. За стойкой в белых халатах сидели злющая прокуренная старуха и молодой пухлый лейтенант. Его китель с погонами висел на спинке стула.

Чикиндист расстегнул булавку на единственном кармане, пришитом с внутренней стороны к рубахе, выложил паспорт и договор с «Травлекпромом».

Лейтенант молча стал рассматривать документы, его розовые губки бантиком брезгливо скривились:

— Такой лоб — и травку собираешь!?

— А ты знаешь, что это за работа?! — от обиды Алик даже перегнулся через стойку. Сержант из-за спины привычно обхватил его жилистой рукой. Нащупав что-то подозрительное, ловко залез за пазуху. Не сопротивляясь, Алик обернулся.

Сержант смотрел на деньги с таким лицом, будто вместо мандарина разжевал лимон. Зато лейтенант в изумлении вскочил со стула, подмигнул с восторгом:

— Кассу взял?

Но Алик тыкал скрюченным пальцем в номер телефона на договоре. Неохотно лейтенант набрал этот номер, спросил, работает ли Истинбетов и как он выглядит.

Глаза его дрогнули, зад опустился и мягко облепил скрипучий стул, он положил телефонную трубку и протокольно поднял глаза:

— Уже протрезвел, Истинбетов? — и, обернувшись к старой морщинистой врачихе в халате, спросил: — Может отпустим? У нас вторые сутки бомж без денег сидит… За двоих заплатишь?

Алик не спеша затолкал деньги за пазуху, насмешливо взглянул на поникшего милиционера.

— Ходишь по городу в лохмотьях, нарушаешь порядок, — проворчал тот. — Оделся бы. Деньги есть.

— Плачу полсотни, если на своей «побирушке» отвезешь в ЦУМ!

Сержант оживился. Алик оставил на стойке тридцать рублей и вышел во двор.

Сержант распахнул дверь камеры на колесах, шофер нажал на стартер.

— Садись, если за полсотни!

— Э-э, нет сержант! Я поеду в кабине, а ты — здесь! — Он отсчитал несколько синих пятирублевок из отощавшей пачки, протянул сержанту: — Аванс на руки!

Тот шмыгнул носом, полез в камеру-будку.

Машина остановилась возле магазина. Алик не спешил вылезать из кабины, поглядывая вокруг, наслаждаясь недолгим своим торжеством. Но шофер все настойчивей выталкивал его, а сержант уже открыл дверцу. Алик поймал на себе несколько любопытных взглядов прохожих, вздохнул: «Вот и вся награда», неохотно вылез на асфальт, откинул волосы с лица за плечи и зашагал в магазин — нескладный, оборванный. Никому в этой толчее не было до него дела.

Из ЦУМа он вышел выбритый, с модельной прической — на первом этаже оказалась парикмахерская — в джинсах, в новенькой рубашке со складками, в пиджаке. Под мышкой — коробка с транзисторным приемником. Пиджак — так себе, зато много карманов: ради этого и был куплен. Алик растолкал по ним документы и деньги. А душа все чего-то ждала, хотела праздника и чуда… Надо было объехать друзей, раздать долги, встретиться с людьми, которым обязан помощью в разное время. Он уже сел в такси и назвал первый из знакомых адресов… Но передумал:

— Шеф, заворачивай на семидесятый разъезд — плачу в оба конца!

С ревущим приемником в руке, приодетый и напомаженный, он небрежно хлопнул дверцей машины, подъехавшей к самым воротам «Травлекарстпрома».

Подвывающей стаей навстречу ему выскочила из-под тополей озабоченная недопитием толпа потерявших его собутыльников. «Гульну слегка, а потом займусь делами», — подумал Алик.

Раз двадцать он рассказывал, как везли его в магазин из вытрезвителя — надоело. И опухшие похмельные рожи — обрыдли, и чья-то грязная квартира…

Алик умылся над заблеванной раковиной, сунул за пояс две бутылки водки, вышел, забыв транзистор. Уже на улице вспомнил про него, но возвращаться не хотелось.

Тусклое солнце маячило за колпаком накрывшего город дыма, подташнивало от едкого газа, которым были переполнены улицы. На переходах и перекрестках он метался как заяц от охотников: отскочил от «москвичонка» и угодил двумя ногами в грязный арык. Сплюнул, пробормотав: «Ну, мля, жизнь». Оглянулся с тоской — ни костерок развести, ни обсушиться — как живут здесь нормальные люди?

Хлюпая мокрыми ногами в туфлях, он пробрался сквозь толпу к остановке автобуса, но никак не мог понять — на котором из них и куда ехать. Взглянул на телевышку, вздымавшуюся над городом, и побрел на нее. Помнил, что где-то неподалеку есть узкие улочки и кривые переулки старой «Нахаловки». А там он знал кого и где искать. К черту собутыльников — ему нужна была тихая комната без навязчивой музыки и без рева машин за окнами, нужна ласковая женщина.