Олег Слободчиков - Сын леса

Алик посмотрел на склон противоположного берега реки, крутой, покрытый лесом, на вершине его вздымались красноватые, отвесные скалы с каменным куполом странного вида — будто это башня или старинная крепость. Из-под купола тонкой змейкой тянулся узкий кулуар, распаханный многолетним сходом лавин. Его выброс из снега, камней и выкорчеванных деревьев лежал почти на берегу реки. Вот бы где устроиться — уж там-то никто не потревожит. Правда, путь из дома до рабочего места занимал бы весь день и вода там вряд ли есть поблизости. Если только построить лифт и водопровод… И завертелись в голове глупые несбыточные мысли об устройстве неприступной крепости, о теплом доме, полном детей, о любимой женщине. Алик спохватился, когда представил семерых крепких парней, сидящих за столом в том неприступном доме. Усмехнулся.

Сплюнул. Только что из города, а уже понесло…

В чистом майском небе застрекотал вертолет, сделал круг над той самой скальной башней, завис над ней, резко снизился и пропал. Впрочем, через пару минут он взмыл с того же самого места. Похоже, что высаживал кого-то. Выходит, что и там покоя нет. Алик встал, поправил на плечах лямки рюкзака, на ходу просматривая в бинокль противоположный берег реки. Верхняя граница его участка проходила где-то здесь: выше резать эфедру нет смысла — все равно не вывезешь. Но он поднялся еще километров на семь, вынул из кармана измятую схему. Та падь, где он нашел подходящее место для жилья, называлась Жим-Жирт — мертвая тишина в переводе с казахского. Алик хмыкнул, название ему нравилось. Теперь он стоял у устья другого распадка — Аурулы, но прохода туда не видел — может быть, врала карта?!

Алик переправился через реку, слегка зачерпнув воду сапогом. Возле устья притока Байсаурки был молодой ельник, среди деревьев клокотала прозрачная горная речка. Чикиндист стал подниматься по ней, вкрадчиво заглядывая в омуты и ямы. Под водопадами среди камней лениво изгибались крупные рыбины.

Алик сбросил сапоги, вырезал удилище, настроил удочку, поймал мельтешившую муху, насадил на крючок, подвел к самому носу одной из непуганых рыбин, она, изогнувшись упругим телом, брезгливо оттолкнула наживку.

— Ишь, какая разборчивая, — пробормотал он, снял с крючка мокрую, хрустнувшую в пальцах муху, вытер руку о штаны. Покрутил головой, осматривая траву и кустарник, накрыл ладонью зеленого кузнечика. И опять рыба отвергла наживку.

— Чего ж тебе надо, стерва? — сплюнул в воду Алик, толкнул пяткой камень на сыром песке. В утрамбованной лунке под ним забегали черные муравьи с крыльями. Насекомое задергало на крючке полудюжиной тонких ножек, и не успела наживка коснуться воды, как одна из рыбин схватила ее, в дугу согнув удилище. Вскоре на берег вылетела еще одна.

Алик развел костерок на плоском камне, насадил на прутик выпотрошенную рыбину, испек ее. Форель почернела, потеряв свой радужный блеск, расшеперила жабры и обгоревшие плавники.

Перекусив, он наловил муравьев в спичечный коробок, вытряхнул из чехла палатку, сложил в него рыбу и пошел вверх по речке, время от времени забрасывая удочку. Он поднялся километров на пять и поставил палатку: слишком много времени он потратил на рыбалку, а надо было поторапливаться, чтобы сходить к куполу и посмотреть, зачем туда садился вертолет: может быть там геологи стоят?

Проснулся Алик поздно. Торопливо вылез из палатки, развел костер, повесил над огнем котелок и стал укладывать рюкзак. Ночлег на хребте, через который он собирался перевалить в другой приток Байсаурки, не привлекал: спальник был ветхим и палатка потрепанной. Переход же предстоял, должно быть, долгий и нелегкий.

Алик так и не дошел до верховий речки. Он не выбрался еще из зоны леса, а солнце уже покатилось к западу. Слева в речку впадал ручей, устье которого заросло барбарисом. Узкий вход в распадок в любом случае должен был вывести к альпийским лугам, а там уже проще сориентироваться, где и как спуститься в соседнее ущелье… Была не была! Алик три раза плюнул через плечо, застегнул на все пуговицы штормовку и стал продираться сквозь колючий кустарник.

Падь оказалась крутой, как каньон, и извилистой. Много лет назад ее склоны обрушились, скорее всего, от землетрясения, обнажившись жесткой сухой глиной с мелкими острыми, как щебенка, камнями. Возле воды склон был скользок.

Каждый шаг давался с трудом. Солнце давно ушло. В пади посмурнело. Желудок посасывало, напоминая, что вечер близок.

Наконец оползни кончились, падь постепенно расширялась. Справа были скалы и осыпи, слева травянистый склон. Кто бы мог подумать, что у этого мелководного ручейка такое длинное ущелье?! На первой же лужайке возле воды Алик остановился. Место было неуютное, открытое, но и здесь ночлег приятней, чем на продуваемом хребте.

Он бросил рюкзак на землю, покрытую мхом и травой. Огляделся, прошел вперед. Часто бывало, разбивал лагерь где попало, а в ста метрах — отличное место. За скальным прижимом открылась целая панорама: лесистый склон, слишком крутой, чтобы ночевать на нем, болотистая долина. Ручей раздваивался: один приток ниткой водопада скользил по скале, другой уходил в каньон с отвесными гранитными стенами. По этому каньону, скорее всего, можно было выбраться к куполу на хребте.

— Вот тебе и маленькая падь! — присвистнул чикиндист.

Прикинув, где будет удобней завтра подняться на хребет, он вернулся к рюкзаку, натаскал сушняка для костра и поставил палатку, закрепив растяжки камнями. В сумерках заварил чай. Ужин готовить не надо — оставалась печеная рыба. Места были укромные, без тропы. Оттого спокойно было на душе.

Проснулся Алик опять поздно: палатка нагрелась от солнца. Он лениво вылез на поляну, жмурясь, потянулся. Сбросил рубаху, зачерпнул воды в котелок и развел костер. Поплелся опять к ручью, поплескал в лицо холодной водой… Вдруг подобрался, резко выпрямился и насторожился от странного звука: будто палкой ударили по подушке. Обернулся — палатка завалилась, шнур растяжки был порван.

Капли воды еще висели на небритом подбородке. Алик лихорадочно соображал, что произошло. Вдруг котелок сорвался со своего места, плеснув водой в огонь, забренчал, всем законам вопреки катясь вверх, к осыпи. На его черном боку белела продолговатая вмятина. Выстрелов слышно не было, но явно стреляли с той стороны, где над скалой висело солнце.

— Эй ты, козел! — закричал Алик. — Чего тебе надо? — В ответ котелок, дернувшись, звякнул еще раз, и в воздухе порванной струной запела пуля, отрикошетившая от камня. Ругаясь, Алик стал сворачивать палатку, укладывать вещи в рюкзак: его прогоняли. Стрелок терпеливо ждал. Взвалив поклажу на плечи, чикиндист двинулся вверх по пади. Раздраженно завыли три пули, пущенные одна за другой в скалу перед ним. По шлепкам и промежуткам между выстрелами Алик понял, что стреляют из мелкокалиберной винтовки. Повернув назад, он полез вверх по осыпи. Пуля шлепнулась впереди, в зеленый клочок земли.