Ольга Ш. - Вразнос

Она ставит передо мной чай:

— Все хорошо?

— Нормально! — подвигаю я к себе чашку. — Я мыться пошла.

Скривившись в душе, трогаю себя между ног. А там — то ли утянет как в черную дыру, то ли откусит пальцы по локоть. Адская, зверская голодуха! Кусочек, который пронесли мимо носа — и кто — лучшая подруга! Даже не дрочится, — только потрепать зря эту красную тряпочку, чтоб хоть болью заглушить голод.

…Да нет, все было не о том, надежды же были — радужны, размыты. И вдруг — так больно, оскорбительно — все стянулось в точку.

Все подтвердилось: больше никогда. Порвалось, износилось.

Выхожу из ванной, в Настином халатике. Мы как сестрички-близнецы, только она смотрит глазками направо и налево, а я вся злобная и скукоженная.

— Еще чайку?

Все, не могу больше! Чайком не залечишь!

— Ну и зачем ты мне это устроила? Зачем ты мне притащила этот подарочек? Я б ни за что его не выбрала — он с самого начала уже падал! И если уж что-то — он запал на тебя!

За окном — крыши дорогих гостиниц. На балконе курит официант. Он смотрит в наши окна. Мы смотрим на него.

— Почему ты не уследила? Почему вовремя не дала ключ? Ты знаешь, что у меня и так все время внутри болит? Ты-то изображаешь заиньку, а каждый мужик просто тебя хочет завалить… ты играешь с ними — ах ты заинька, ах ты серенький — а ты не заинька и не серенький, просто здоровая баба с сиськами, и тебя хотят трахнуть! А я всегда на стороне мужиков! Всегда! Знаешь выражение — синие яйца? Вот до чего ты доводишь их — до синих яиц. Тьфу! Тут все вежливые, иностранцы, никто прямо не скажет! Ты и пользуешься… Ну, что глазками хлопаешь?

И колеса чемодана косо переезжают через порог. Мой поезд — еще через три часа, но ничего — посижу на вокзале… Потому что не могу, не могу уже! Кривляка, попрыгунья, предательница! Все выдумывает, выдумывает, напускает туман… А все просто! Просто и грубо!.. Зубами — выдернуть чеку — и бум! — белый дом на Мейфеа оседает в медленном облаке. Официант насмотрелся на нас, докурил и ушел.

Я сижу на черной постели, низкой, продавленной, аккуратно застеленной, смотрю, как Сашечка челноком бегает по скучной комнате… Куча ненужного времени, как грязного белья, растет с каждым нашим шагом. Что делать в комнате, только если не скрутить ее в узел, не бросить в машину, не нажать кнопку «секс»?

— Что-то мне… — Он останавливается, мнет шею.

— Что-то я…. — Он останавливается, смотрит в окно…

Да и мне тоже как-то… Может, и вовсе зря пришла. Но мы знаем, как все сделать простым. Скажи «хочу!». И мы в тысячный раз поймем: а другого-то ответа — нет!!!!

Еще один бокал вина сначала содрал кору с горла, потом прокатился по пищеводу теплым шаром. Сашечка повел плечами, расправил спинку… Тут бы ему и прищурить глаз да и скомандовать — он уже открывает рот — но раздается сип домофона.

Звонок в домофон, — мум-бул-бус-бул — входит лысый с рыжими бровями человек.

Он смотрит на лампочку и произносит речь. Что-то починить надо, но деталей нет, сменщик уехал, и вообще лето. Здешние работяги горазды лепить откорячки.

Сашечка надевает взрослый голос:

— Не дай бог вы подумаете, что я — какой-нибудь пацан желторотый, студент. Не дай бог, я — мужик, как ты. Ха! Видел я этих студентов! …Мы с тобой договоримся, да, мужик? — Сует ему в карман русские сигареты.

Что делает его похожим на циркового уродца, на старого карлика ростом с ребенка: какой же Сашечка мужик, он — тощий пацан, слегка обугленный по краям из-за излишеств, но излишествам всего лет пять, а до того была работа до упора. И сейчас — до упора. Между излишествами.

Я пересчитала все пальцы на ногах, пересчитала все пальцы на руках… Каждую минуту от моей головы отпадает и отползает вбок мысль: «надо уйти»… «вот сейчас самое время»… «да что же я за ним гоняюсь… и главное — без толку гоняюсь! Вот что обидно!».

— Пойду я, пожалуй, — говорю я, ерзая.

Сколько можно сидеть в приемной с прошением: «Я, нижеподписавшаяся, поелику и засим, жажду пригубить, прикоснуться, потрогать, хочу тебя в себя, …что хоть вешайся».

— Ну, тАк ты, конечно, не уйдешь, — говорит Сашечка — и уходит опять выпендриваться перед работягой.

И наконец Сашечка втанцовывает в комнату. Работяга ушел, очарован.

Он смотрит на все эти каменные мысли, отвалившиеся от моей головы и загромоздившие комнату. Спокойно пьет. Его это все не стесняет. Нормально, что гоняюсь… нормально, что хочу.

Он расстегивает штаны. Правильно ждали. Сейчас получите. Лапкой и языком. Я плоским крабом ползаю по дну, задеваю брюхом камешки… Я забираюсь на пальму, ветер раскачивает вершину, солнце жарит, у меня перед глазами цветные полосы, и с земли далекий неорганический бесстрастный голос: выше, левее, вот так. Я предлагаю нестандартный маршрут, и мой спутник полностью мне доверяет. Тропинка петляет под моими ногами, ежась от удовольствия… под горку, под горку… и складочки, складочки. Я ж с ума сойду от этих складочек, они мне по ночам сниться будут. Ты можешь положить ногу мне на шею? Как солнечный зайчик, вспыхивая на шкафу, на умывальнике, на люстре — к нам движется оргазм.

Видишь — все стало по-другому! Слишком долго мы сюда шли. Петляли, петляли… А нам же надо было именно сюда!

Город теплый. Ненужные слова улетели в небеса и там рассеялись. Лампочки починились или — ну их на фиг. Деньги устаканились. Девки перестали выпендриваться. Ниточка между бровей исчезла. Все хорошо. Твое удовольствие — мое счастье. Или развлечение. Охота пуще неволи. Охота сегодня — дороже любого завтра, сколько его там ни есть. Сегодня трахнулись — а завтра хоть сто лет без этого. Вот такая охота!

Именно сюда мы и шли так долго.

Мы гуляем с Черным Алексом по городу ночью. Я вожу его по любимому месту в городе — маленькой пристани. Его черепашья голова покачивается в такт неслышной музыке.

— Бейби-детка, ты просто праздник. Я счастливейший человек на земле! Хожу по такому красивому месту, с такой красивой девушкой. — Стекла его очков блестят, он лукаво поглядывает на меня и вжимает голову в плечи.

— Тихо! Послушай, как тихо!

В корабликах за зашторенными окнами живут люди. Мое любимое место, а он здесь не был. Он вообще не знает город. Он немного странный. Но он не портит это место — не шумит.

Мы с ним познакомились в «Роге быка». Я искала сумку и крутилась, как бешеная собака, ловящая свой хвост. Никто здоровый, увидев меня в таком состоянии, и на пушечный выстрел бы не подошел второй раз, а он — подошел. Люблю его — за легкость, готовность всегда выскочить в клуб, за эти его «бейби, ты знаешь, что я тебя хочу»! Хорошо быть негром. Даже таким почти пожилым негром, как Черный Алекс. Вы мне скажете, Черный Алекс — неполиткорректно? Ээээ! Сначала поцелуйтесь с негром ночь напролет — а потом мне говорите про политкорректность! Он черного цвета, а зовут его Алекс. Так вот, чтоб не путать с Белым Алексом — Сашечкой…