Ольга Ш. - Вразнос

Я ни на кого не сержусь, ночь только начинается… Мне надо просто подкопить… энергии, что ли, и легкости… Стряхнуть, отступить на шаг и начать снова… Я еду, еду обратно к Настеньке, еду на парти — ready or not. Вы думаете, мне некуда податься? Да мне под каждым листком!.. Я уже готова. И дорожку на дорожку.

…И за секунду до моего ухода все снова становятся веселы, дружелюбны, направлены на меня, дергают, теребят, тетешкают — OlgA est jolie! OlgA, OlgA! — но я уже нацелена убегать.

В метро толпы поляков, пьют, не скрываясь, водку, кричат. Я морщусь. Против ветра пробираюсь в мрачном районе складов. Где-то здесь, в одном из мрачных кирпичных ангаров — мега-супер-парти, и Настенька с Томасом уже там…

Но как страшно и мрачно небо, как черны эти склады! Я не верю, что будет что-то, что что-то получится — с таким несчастливым началом… Все тревожно и никогда уже не станет спокойно, матово. Для спокойствия нет материала — все порвалось, износилось. Неужели вы не поняли??? Порвалось, износилось. Давно.

— Вы уверены, что правильно идете? А может — другая будет лучше? Кто все эти люди, все эти поляки с запавшими глазами, рубашками навыпуск, банками пива в руке? Где же все наши, где же все кричи? Как страшно хлопает полог над головой! Посмотри, какая толпа — это же пол-Лондона, мы никогда не попадем внутрь, а если попадем — зачем нам эти, с дырами вместо глаз, Настенька? Какая ж это будет парти — нас загонят в этот сарай, и будет ужасный шум, грохот — как давно не было хорошей музыки — и как мы встретим Новый год, так и проведем — это будет не год, а черная дыра, если мы… С дыроглазами?

Настенька обнимает меня и гладит:

— Я понимаю. Damn bats.

— Настя, посмотри, какая толпа, посмотри, какой народ…

— Придет серенький волчок и ухватит за бочок… После кокса косячок, а пока стоим — молчок.

— Ужасная, ужасная очередь! Тут что, собрались все люди на земле, которые не верят в Деда Мороза?

— Ольга забавная. Ольга разговаривает смешно!

— Зато чувствую себя — ничего смешного. Настенька, помнишь, когда мы входили — и проходили прямо к кричам, и они нам улыбались? И какая была музыка?!

— И сейчас так будет!

— Никогда, никогда уже так не будет! Мы никому не нужны! Я, я — никому не нужна. Все это пустое!

Длинный Томас, почуяв мою панику, не переставая светить улыбкой, начинает творить чудо: он разделяет волны и ведет свой народ. Вот он нашел знакомых на полпути. Вот — почти у входа… но чем ближе к входу — тем черная пленка от дождя хлопает громче, и я больше маньячу… Люди знакомятся прямо в толпе, а нас — никто не любит. Томас ныряет в толпу последний раз, таща нас, как воздушный змей на хвосте тащит цветные тряпочки. И вот — мы у входа. Наконец — штамп на запястье… Мы стоим, потерянные, посреди склада. У меня стучат зубы. Холодно. Космос под крышей. Огни. Светятся костры — сцен. Слоняются тысячи теней. Тысячи надежд. И ни одна не сбудется. Или сбудется — не так.

Настенька клонится, как лютик. Ей надоело со мной возиться. Надоело выдавать мне ключик и пропускать меня в сказку. Она ловит усиками запах: карамора в малахае испускает правильные импульсы. Они — на одной волне. Настя подскакивает к нему, и они начинают тереться носами. Шу-шу-шу — светлая радужная аура Настеньки напрыгивает на большую ауру караморы — и отскакивает. Он отвечает, машет руками — по-своему, по-караморски. Вот она и нашла свою сказку. Она — выживет в ночи, она — нашла огонек. А я?

— Вы очень нравитесь моей подруге, — Настенька сводит коленочки вместе, переминается, в черных сапожках. Мальчик с глазками падает на нее, он думает, что это она сама машет ему, а не послом от меня. Но ему подставляют меня, и он с теплой улыбкой благодарно повисает уж ладно на мне. Красивые руки. Музыкальные. Красивые глазки без тени мысли.

— Играешь на чем нибудь?

— Что тебе, детка?

— Играешь на чем-нибудь, говорю?

— Не понимаю. Я просто хочу немного повеселиться.

— Это-то понятно! Ты откуда?

— Я из Израиля. Я просто хочу немного повеселиться… Ты что, бывшая модель, что ли, детка — такое тело… — Он проводит рукой мне по животу. — You are so fit.

— У тебя — красивые руки. Ты музыкант?

— А, нет, никогда не играл. Я просто хочу немного повеселиться. Пойдем куда-нибудь, тут есть уголочек.

Уголочек есть, по лестницам и коридорам наверняка есть куча комнат. Но что там в них, что… туалеты затоплены, девочки с крылышками и девочки в мохнатых сапогах пробираются по морю разливанному. Скорее! Мне нужен ключ. Ключ — и мы поедем в эмпиреи, с мальчиком, и может, у нас будет еще пара белых таблеток и белый порошок — и мы будет трогать друг друга и резвиться, между Настенькиных шелковых простыней… Я не слишком тороплю события? Я не слишком выгляжу несытой хищницей, волчицей в течке?.. Нет, это только выглядит так… Все еще можно повернуть. Нажать, а потом — повернуть. Где же, где эта чертова Настенька?

— Подожди здесь, — говорю я мальчику. — Подожди, я на секундочку.

Я поднимаюсь, восхожу через все этажи — в кружении комнат — в эмпиреи. Люди еще веселы, но слабеют. Все уже разбрелись, кто где, шушукаются или молчат со своими. Вот и Настенька! Она тоже вянет и никнет, и медленно перебрасывает большой радужный шар — уже с другим, странным, но безобидным. Почему у нее всегда — странные, но безобидные? Умеет выбирать.

— Настенька, дай ключ… — Шарик летит… — Сейчас… — Настенька… Ключ… — Сейчас доиграем! — Настенька, дай ключ!

Мой мальчик проходит мимо, с фосфоресцентным цветком на щеке. У него тонкий пушок на щеках и красивый изгиб губ. Глаза — засвечены изнутри. Он просто хочет иметь фан. Надо же — как-то встал, добрался до этого высокого этажа… Искал меня? Или сбежал от меня? Я еще думаю, что — искал.

— Сейчас! — Я посылаю ему улыбку… — Настенька, ключ! — и с ключом оборачиваюсь к месту, где он только что был.

Там толпятся веселые лица, а его — нет. Нет? Совсем нет!

Я прохожу по всем залам и не вижу мальчика. Нет красивых глазок без признака мысли, нет цветка на щеке. Ничего нет. Только упертый или вялый народ. От них уже вайбз не больше, чем от спитого пакетика чаю. Брожу по этажам бесконечно. По новой и по новой вглядываюсь в живописные группы в углах. Без толку! Пропал! А значит — он и не искал меня! Не искал, а просто — очнулся и побрел… Мы едем домой на поезде, я, Настя и кто-то. Я еду — поджав губы: вы веселитесь, а я! А я!.. Не Новый год, а — новая дыра во времени. …Тонкие ручки, пухлые губы, ресницы. Broken English. Был-был — и пропал. Не честно! В последний момент! Не правильно!..Уж лучше бы… Уж лучше бы его совсем не было! А все Настенька со своим «фан!» Все Настенька со своими идеями!..

Она меня обнимает:

— Все хорошо?

— Нормально! — гавкаю я. В молчании прибываем домой. Это вместо обычных ласковых слов и веселых «а ты видела?»…