Игорь Савельев - Лицей 2018. Второй выпуск [антология]

Кузьма набрал воздуха в грудь, чтобы ответить, но вспомнил картину, и страшное предчувствие остановило его. Оно пронеслось за секунду и ошеломило. Он понял, что сейчас может разрушить всё, что имеет, если пойдет дальше. Однажды он уже отказался от них — уйдя на войну, — но тогда еще была надежда вернуться и быть снова с ними, когда враг окажется повержен. А если убить мальчишку, то никого не останется. Вернуться будет не к кому. Только братья по оружию останутся — такие же полубезумные тени. И после этого он уже не сможет помочь им.

Кузьма остановился и медленно попятился.

— Ну-ка, Борька, — пробормотал, сам не зная, чего хочет от пса.

Он еще не до конца осознал, что произошло, но изрядно испугался. Огнедышащее видение, которое лишь на миг возникло перед глазами, было реалистичнее, чем теплая майская ночь: Полина в нем исчезала последней — в пламени, которое Кузьма хотел, но не мог удержать. Ужас впечатал в его разум мысль: «Я не должен допустить»…

Никто не ответил.

— Полина, я не ожидал от тебя. Я недоволен тобой, — очнувшись, сказал он. Его голос изменился, стал прежним — словно Кузьма никогда не был на войне.

Кузьма не мог позволить, чтобы они заметили, каких усилий ему стоило остановиться. Он повернулся и ушел. Невидимые фигуры молодых людей еще долго стояли неподвижно, не веря в то, что его ярость не вернется и не докончит начатое. Но Кузьма больше не показывался. Они робко обнялись, Полина заплакала. Потом Борька тоже ушел.

Пятнадцатого мая вода оказалась довольно теплая, и Стрельцов купался долго, потеряв счет времени. Плавал он хорошо, и солнце уже взошло в зенит, когда он впервые вылез на камни. На одном из самых больших валунов хватило места, чтобы разлечься во весь рост, и Стрельцов чуть не уснул под мягким солнышком. Оно спряталось за дымкой, но грело сильнее, белесое свечение заволакивало пляж, отражалось от воды, придавало ее шуму сонливое однообразие.

Потом Стрельцов очнулся и пошел плавать во второй раз. Теперь он провел в воде еще больше времени. Он читал стихи, вспоминал конспекты подготовительных курсов в медицинский институт и думал о Марине. Воспоминания о разных этапах жизни понемногу сошлись во что-то общее, и он вылез на сушу почти цельным человеком, у которого бывали разные этапы: этап мира, войны, любви, а теперь, вероятно, наступил этап одиночества.

Рядом с огромным валуном, на котором он намеревался просохнуть, поджидал Кузьма. Вид у него был мрачный, но Стрельцов, внимательно присмотревшись, не почувствовал для себя угрозы.

— Долго плескался. Я уж думал, там и останешься.

— Скучал я по плаванию, Кузьма.

Они горячо пожали друг другу руки, обнялись.

— Я, знаешь, думал, мне показалось. Вижу: мелькнул кто-то знакомый в поселке, а я не рассмотрел. Забыл. А вчера тесть брякнул, что ты приходил к нам, а потом сбежал и попросил про тебя не рассказывать.

— Ах, вот оно что.

— Чего ж ты так? Еле нашел тебя.

— Я приехал — тебя дома не было…

— Ну а сбежал зачем?

— На днях собирался зайти. Ты занят был, а я обременять не люблю… И потом, странные вещи у вас тут творятся. Решил в стороне побыть, пока не разузнаю, что да как.

— Полностью с тобой согласен! — Кузьма задумчиво посмотрел на море. — Вернулся — всё как не родное… Все с ума посходили!

— У меня было похожее, — поразмыслив, сказал Стрельцов.

— А что, в Москве так же?

— Как здесь?.. Нет, я больших перемен не заметил, но это и странно. Думал, что-то переменится. А ощущение, будто не уезжал. Слушай, мне кажется, я знаю, почему ты бесишься.

— Да? И? Может, ты своими умными московскими словами скажешь?

— Меня ведь тоже страшно бесит: мне кажется, мы за них всех пошли туда. Они все тоже хотели войны. Не сопротивлялись ей. Они рады были: пели о ней по телеку и в интернете, а мы, горстка наемников, понесли за них. Нас было мало, но за каждым стояло по тысяче гражданских. А теперь, кого ни спроси, они и не в курсе, что там была и есть война. Будто это на другой планете, а не по соседству! А разгадка простая: по радио и ящику передавать перестали!

— Так и есть, — согласился Кузьма.

Помолчали.

— Ты мне про пса своего рассказывал. Где он? Я приехал и на него посмотреть тоже.

Кузьма свистнул. Борька вынюхивал что-то в отдалении и сразу прибежал с радостным лаем, виляя хвостом.

Он стал обнюхивать Стрельцова. Несмотря на то что прошло много времени и что сегодня Артем дважды заходил в воду, пес учуял в его запахе густую примесь смерти. Он попробовал было лизать его руки, но тщетно: смерть очень глубоко въелась в кожу, стала его частицей, записалась в его запах на много будущих лет. Помочь ему было вне песьих сил…

— Какой красавец!

— А то! Единственный, кто меня любит, не то что эти…

— Прости, Боря, не познакомимся с тобой как следует. Уезжаю.

— Прямо сейчас? — удивился Кузьма.

— Да. Переоденусь и поеду. Нечего мне тут делать.

— Нарассказывали тебе про меня, да? — Кузьма грустно усмехнулся. — Останься, Профессор. Я решил закончить. Больше ничего делать не стану. Коли не нужен им порядок, так и к черту. Уговорили! Живите в говне и разврате, я не против. Буду стареть спокойно. Спасибо Министерству — пенсия хорошая.

— Ну да.

— Останься, — Кузьма посмотрел Стрельцову прямо в глаза. — Старое наше с тобой в прошлом. Я думаю, ты из-за этого ко мне ехал. Так вот, знай. Мне приятно будет, если ты моим гостем станешь. Ты тоже был верным, когда был там…

— Спасибо, конечно… Кстати, рано тебе стареть-то, Кузьма. Тебе лет-то всего ничего. Сколько тебе, сорок?

— Верно. Но хорошего я им сделать не могу, а плохое боюсь.

— Боишься? — На этот раз Стрельцов действительно удивился, потому что никогда не слышал от командира признаний в каких-либо страхах. Он даже подсел к нему ближе на камень. Солнце изрядно пригревало, жара усиливалась.

— Оказывается, да, — Кузьма стал задумчиво водить по спине Борьки, улегшегося между людьми. — Сам не знал. Боюсь потерять их. Они против меня. Я их любить пытаюсь, а они… К черту, Борян, да? Ты меня любишь, и ладно.

Борька весело гавкнул, пытаясь поймать языком ладонь Кузьмы.

— Я их буду любить, хоть они и против меня. Пусть творят что хотят.

— Очень по-христиански, — с улыбкой заметил Стрельцов.

— Останься у меня, Профессор, поживи. Я гостя в доме не трону, даю слово — отдохнешь, будешь купаться.

— Заманчиво. И что же, свою компанию ты просто распустишь и больше не будешь устраивать тут свои дела?

— О чем тебе нарассказывали?

— Так… по мелочи, — Стрельцов улыбнулся. Он действительно находил это несколько комичным, и лишь ему в ответ улыбнулся Кузьма.

— Да, пробовал я что-то совершить важное для дома, но… Раз им не надо, то мне и подавно.