Игорь Савельев - Лицей 2018. Второй выпуск [антология]

— Ты про кого все твердишь?

— Полинке, Петровичу. Даже Борьке, — с горечью добавил Кузьма и закрыл глаза на несколько секунд. Солнце слепило, наполняя волны, отражаясь от камней.

Борька опять залаял.

— Что? Надо Борьке порядка? — Кузьма засмеялся, потрепав его как следует. Пес счастливо лаял.

— Какая встреча, — мрачно сказала Марина. — Вижу, он все такой же.

Она уселась на камне четвертой, прямо за спиной Кузьмы. Тот развалился полусидя и почти касался ее. Стрельцов ждал, что вот-вот командир обернется и обомлеет. Но время шло, Кузьма все щурился на воду и не чувствовал присутствия призрака. Стрельцов стал терять терпение и уже кивал Марине, чтобы она показалась.

— Ладно, пойду, надо Борьку покормить. Никто же о нем не заботился, пока я не приехал, — объявил Кузьма, ударяя себя по коленям и поднимаясь. — Один он у меня на белом свете, если так подумать.

— А дочка? Ты точно в порядке, командир? Может, я могу что-нибудь сделать?

— Дочка… Ради нее вроде как затевалось, а теперь… Но я рад видеть тебя, Профессор. Тебя я всегда рад видеть — молодец, что приехал.

Кузьма побрел по камням в сторону тропы на подъем. Утесы здесь были крутые и высокие, прямо из них, впившись жилистыми корнями, прорастали пицундские сосны, чью тяжесть время клонило к воде. Стрельцов крикнул вдогонку:

— А что насчет укров, командир?!

— Ты о чем? — Кузьма обернулся.

— Он меня не увидит, дурачок, — едко сообщила Марина.

— За тобой не охотятся? Не замечал слежки?

— Здесь? Да кому я тут нужен? Фронт далеко.

— Ну, расскажешь ему? — усмехнулась Марина. — Благородный друг.

Стрельцова приятно обдувал ветер, последние соленые капли высыхали на нем, пока Кузьма ждал ответа. Так и не дождавшись, он отвернулся и пошел своей дорогой, бросив напоследок:

— В Краю безопасно, приходи к нам. У меня в доме всегда для тебя место! Борька, ко мне!

Когда Кузьма ушел, Марина воскликнула:

— Не доверяй ему! Ты же понимаешь, что он все помнит либо может вспомнить в любой момент!

— Он же обещал: простил, прошлое позабыто, зла не держит, — пробормотал Стрельцов.

— Он не сказал, что простил.

— Он меня назвал верным. Это для него важно.

— Сам себя слышишь? Для него важно, чтобы все делали, что он говорит, вот и волнуется из-за верности. Он прикажет тебе, и ты побежишь исполнять. И все вернется! Ты реально веришь, что он простит? Идиот, это же Кузьма! Нельзя было приезжать!..

— Марина, я знаю, что делаю. Все идет как надо. Скоро он распустит отряд, останется один.

— Уговаривай себя сколько хочешь. Стоит ему призвать тебя, и ты опять пойдешь как миленький! Как был его солдатом, так и остался!

Кровь прилила к лицу Стрельцова. Что-то замкнуло в сознании, и он ослеп от прорвавшейся наружу ненависти, которую так старался спрятать от живых. Вскочив на ноги, он исступленно заорал на безразличное море:

— Не пойду, не пойду, не пойду!!!

День спустя Кузьма сообщил «отряду» о своем решении.

— А как же художник? — удивился Егор. — Подожди, а как же наркоторговцы, черти?..

— Кузьма, мы столько денег на оружие потратили, — осторожно заметил Павел.

— Только весело стало, — разочарованно буркнул Никита.

Лишь Петр молчал и смотрел на командира со сдержанным одобрением. Они снова сидели вокруг керосинки, но были гораздо ближе друг другу, чем обычно. Каждое лицо было освещено тусклыми оранжевыми полосами.

— Я, если честно, не ожидал, — принялся за свое Егор, прождав ответа недолго. — Рисует, значится, человек богохульства, какую-то гадость, попросту говоря, а мы ему это спустим?!

— Пусть рисует, — мрачно ответил Кузьма. — Каждый может рисовать что хочет. Он же не заставляет их покупать.

— А, вот ты как запел? Раньше тебя это не смущало! Что вдруг? Ты картину зачем купил? — не успокаивался Егор.

— Что-то ты мне надоел. Много спрашиваешь. И вообще, если у тебя зуб на него свой личный…

— Да пошел ты! Ты кем себя считаешь?! Мы тебе доверяли! Ты нас всех под статью подведешь! Тебе-то ничего не будет, герой, мать его, а нам?

— Вам тоже ничего не будет.

— Ничего? — спросил Петр.

— За прежнее, — пояснил Кузьма.

Он заметил, что Егор и Никита переглядываются и что в глазах Егора мельтешит злобный огонек.

— У вас воля, что делать, — сказал Кузьма. — Но на своей земле.

— То есть?

— В поселке буду я, но мы больше наступать не станем. Ни на кого. Только защищать. Если придется и если полиция не будет ничего делать. А так… каждый вправе делать свое. И художник тоже.

— Зассал! — воскликнул Егор. — Прищучили, он и зассал! На хвост наступили! Наверно, менты ему сказали, что посадят за этого Юнуса, вот он хвост и поджал.

Он вскочил, пытаясь обратиться ко всем, но смотрел только Никита.

— Этот Нестор ответит! Кто со мной?! Кто со мной за Богородицу вступится, а?!.

Никто не сдвинулся с места.

— Сдай оружие и вали на все четыре стороны.

— Сдать? А деньги?! Я тоже складывался! Тоже рисковал! А если мне черти башку решат проломить, что я буду делать?

— Никто тебя не тронет, — сказал Кузьма злобно. — Все сдадут оружие. И я его продам, а деньги вам верну. Точка. Хотите вместе оставаться — оставайтесь, я не запрещаю.

— А кто ты вообще такой, чтоб запрещать, а?!

Он понял, что не может обойтись без силы. Ну что же, в последний раз можно. Все почувствовали, как его тело снова наливается яростью. Он еще не поднялся, но — по расправившимся плечам, сосредоточенному взгляду — было ясно, что он готовится уничтожить Егора.

— Укры меня не испугали! И ты не испугаешь, понял? Я не боюсь, в отличие от вас! Никого, кроме дьявола, я не боюсь! — начал тот.

— Я могу быть пострашнее дьявола, — спокойно сказал Кузьма, поднявшись.

Он пересек комнату и встал перед Егором. Тот был на голову ниже. На войне он работал водителем — возил людей между разбомбленными районами. Раздавить его было легко, да он и сам знал это.

— Сдай оружие, Егор, — посоветовал Павел.

— Не командуй мне!

— Сдай, и я тебя не трону, — пообещал Кузьма. — Отдай пистолет, и можешь ехать на все четыре стороны.

— Трус! Трус чертов!

Кузьма шелохнулся, и Егор отпрянул в дальний угол. Он тут же остановился, но напряжение моментально спало. Было ясно, что эту битву он проиграл. Никита отвернулся от него. Остальные сосредоточенно глядели на исполинскую спину Кузьмы.

Егор, матерясь, бросил пистолет прямо в кобуре и, продолжая шепотом повторять «сука, сука!», хлопнул дверью.

— Ну и что? Это все? Конец? — уточнил Петр.

— Похоже на то, — ответил Павел.

— Я сказал. Хотите оставаться — оставайтесь. У каждого воля. Но художника мы не трогаем. Никого не трогаем. Надо будет защищаться, — Кузьма обвел оставшихся тяжелым взглядом, — будем защищаться.