Игорь Савельев - Лицей 2018. Второй выпуск [антология]

Ничего страшного Олегу не открылось — только бешеный хлам, пробраться через который можно лишь виртуозу. От пола до потолка всё громоздилось, висело, нависало: новые покрышки, старые столы, коробки, коробки, коробки. Непонятно, как сюда удалось это впихнуть.

Гремио закрыл двери, и Олегу стало неприятно, хотя до сих пор он старался если не подавлять, то контролировать это в себе — слабое подобие паники. И не в такие передряги попадали, конечно, но здесь, неизвестно где, когда никто не знает, куда ты поехал (вот это он накосячил)… Такой вариант был бы уж совсем нерациональным и в комикс-духе, но если этот «Здраво»-маньяк решит его тут замочить, никто и никогда не найдет ни косточки. Интересный сюжет, кстати (явился Олегу к «замочить»). Затворнический реабилитационный центр, практикующий каннибализм ввиду общей дикости и экономии на тушенке. Короче, он развлекал себя чем мог.

— Раздевайся.

— Ого.

«Еще и с извращениями».

Конечно, звездочка подтанцовки предупреждал (а), что обыщут, так что можно слишком-то не вибрировать.

Подрагивая, впрочем, потому что было холодновато для подобных процедур, Олег тупо и долго прикидывал, куда что можно положить, и неловко переступал босыми ногами по примятым ботинкам, прежде чем и ботинки пришлось отдать.

— Нагибаться? Смотреть будете?

Гремио глянул на него с сожалением, как пастырь на заблудшую овцу.

— Наша философия такая. Если что-то найду. То. Заставлю сожрать в десять раз больше. И запихну обратно в поезд.

— О, так у вас и запасы есть.

— Пошути, пошути.

Он закончил прощупывать швы и бросил вещи на коробки:

— Сиди тихо и жди.

И ушел, заперев гараж снаружи с нарочито громким лязгом.

Прекрасно. Олег огляделся. Это ж надо — столько он хотел прочитать, всё откладывал, не успевал в метро и т. д., а оказался здесь, и без телефона. Знал бы — хоть бумажную книжку бы взял… Впрочем, тусклый свет под самым потолком, подпертым ящиками, вряд ли позволил бы всерьез почитать.

Прошло пять минут, а может, пятнадцать (наручные часы Олег сдуру тоже не взял, нипочему: в фотосессиях из «Яблока Евы» замазывают же зачем-то часы и татухи еще тщательней, чем лица), и он понял, что это будет очень долгий вечер наедине с… Во-первых, здесь было холодно, даже когда раздевался, — Олег, которого в тот момент слегка колотило от выброса адреналина, холода поначалу не почувствовал. Теперь, поплюхавшись, пощелкав пыльными кнопками, он включил наконец обогреватель, работавший по принципу тепловой пушки, и долго заглядывал в его жерло: а нет ли там раскаленной спирали, не пожжет ли ему в этом карцере кислород. Пахло погребом. В буйной юности, можно сказать, в детстве, Олег читал Лимонова, «Лимонку» и вообще всё (из этой серии), что алтайскому подростку было доступно. Так вот, из многочисленных советов доброго дедушки Лимонова, на месте которых сейчас — звенящая пустота, осталась только ерунда вроде «как правильно жарить мясо» да страстные проповеди: не ходите в наушниках!., не слушайте музыку!.. Иначе вы окончательно разучитесь думать, оставшись наедине с собой, не будете иметь такой привычки — думать!.. Ну что-то в таком духе; интересно, например, что Газоза, когда они выходили на улицу, не ходила без наушников. То есть она втыкала затычки, включала Energy и только после этого общалась с собеседником. Олег поймал себя на том, что может брюзгливо прибавить: «Поколение Газозы». Да более того, бывали моменты, когда он… ну не то что приставал всерьез (когда всё переходило к серьезному, он просто властно забирал из ее рук телефон) — так, немного дурачился, для начала. А она валялась с телефоном в режиме серфинга по соцсетям и никак не могла отлипнуть. В полумраке горящий на максимуме экран ее «Моторолки» (на которую он, кстати, добавил) расставлял акценты особенно ярко. Олег ржал, потому что вот эта сцена точно выглядела абсолютно педофиличе-ски. Девочка, уткнувшаяся в чатик, — гимн инфантилизма. Но и еще чего-то. Не совсем «равнодушия», «пренебрежения», всё не то. Какого-то превосходства над старшим, забавнонаплевательского. То, что всегда демонстрируют подростки. Попавшие. В такие. Отношения.

Она ничуть не изменилась. Он думал, что повзрослела. Хоть волосы мучить перестала. Теперь она была не оглушительно-обесцвечена, а такой… смокший эффект светло-русых волос. Так делал Кобейн, а до него Мадонна — короче, несовременно, но очень свежо. Так ей идет больше. Она пригнулась, чтобы не стукнуться о железку.

— Привет…

Сталкер остался сторожить их на улице.

Она улыбалась; Олег тоже, кажется, глупо улыбался.

Она выглядела очень хорошо. Вот говорят же — распустилась. Раскрылась. Хочется как про цветок, а получается как порнуха. Олег неловко двинулся и, запнувшись о хлам, обнял и поцеловал ее в шею.

Запах! Олег никогда не думал, что так хорошо его помнит. Он был одновременно и возбуждающим, и невинно-домашним; от ее кожи так пахло по утрам, когда она просыпалась, смешно-бестолковая, растрепанная.

Теперь ее даже не хотелось звать Газозой. Хотелось чего-то более «девочкового», хотя обратиться по имени сейчас и впервые было бы, наверное, странно.

— Почему ты тогда ушла?

Она молчала, улыбалась и рассматривала его с чуть отстраненной гордостью. Чуть покровительской. Как умеют лишь взрослые женщины.

— Ты же умер, и я уехала. В Питер.

— Кто тебе такое сказал? Юрец?

— Нет. Я же приходила в квартиру и видела гроб. Ты лежал в гробу. Я ушла.

— Не было такого.

— А цветы? Откуда ты тогда узнал, что надо те же цветы?

Он посмотрел вниз, на покоробленную коробку, и увидел рассыпанный букет великолепных, подсохших по «рубашкам», бордовых, крепких, зрелых роз.

Он очень долго ничего не мог понять. В настолько полной темноте как будто потеряно зрение. Пошевелив ногой, он что-то опрокинул. Отсиженная нога звенела так пронзительно, что оставалось только хлопать ртом, как рыба.

Ничто. Космос. Дно. Он адски замерз. Просто адски, как никогда. Ныло всё, особенно пальцы ног. Острее всей этой боли Олег почему-то ощущал свой абсолютно ледяной нос, который не болел. Господи. Такое бывало только в детстве, когда отец оставлял его в машине, пропадая на своих точках на вещевом рынке на несколько часов. И тогда дело, наверное, было в подростковой перестройке организма, сосудах и т. д. (как он потом допер), а не в реальном холоде. Много позже Олег читал статью про малолетних узников концлагерей, у которых доктор Менгеле брал кровь для опытов, и в их описании, как нудно холод заползает через ноги, узнавал…

Но сейчас было еще хуже: разбомбленный, совершенно разбитый Олег еле поднялся, натыкаясь на все, как выпавший из анабиоза. Он целую вечность нашаривал среди жесткой пыли выключатель, потом вспомнил про обогреватель, потом понял наконец, что гараж обесточен.