Игорь Савельев - Лицей 2018. Второй выпуск [антология]

Потерпев фиаско с заказчиками и имея перед собой только бессильного, бессмысленного, восточно-лукавого редактора, Олег обрушился на него со страстным, не свойственным ему патетическим монологом на тему «Давайте, пусть у вас Коноевский переимеет всю молодежь („Своими фильмами?“ — успел вставить Мухаметшин, притушив улыбку) и разворует все театры страны. Давайте-давайте. Продолжайте в том же духе». Причем крики перебивались таким оглушительным кашлем, что Роксану даже послали к кулеру за горячей водой. Надо было делать акцент на семье в Барнауле и на том, что он уже месяц колупается с этим гребаным фильмом, выживая невесть как на голом окладе. То есть оклад у них тоже в конвертах, впрочем, неважно. Да в конце концов Мухаметшин и так все это прекрасно знал.

— Это было сильно, прямо «быть или не быть», — сказала потом Роксана, обвивая его длинными руками в комнате отдыха не отдыха, в закутке, где под пальмой стоял диван и обычно отсыпались операторы.

— Ага. Не быть. Отдать все деньги за «Амоксиклав» и тихо тут под дверью помереть. — Олег пошевелился — как бы «всё». Ему не хотелось обижать Роксану и скидывать ее руки, но он чувствовал себя таким побитым псом, паршивым. В этом жутком свитере, от которого разило лежалостью, затхлостью и даже, кажется, антибиотиками. Хотя в инструкции и написано. Про «новое поколение». Якобы их запах не выделяется через пот.

— Тихо! Осторожно, ты не волнуйся…

Это с непривычки, от слабости — потемнело в глазах, когда встал, и Роксана усадила его обратно.

Во времена, когда всё на пределе, хотя бы в эпоху тульской кампании, с ним случалось что-то подобное — затемнение, отказ мозгов, но тогда всё это компенсировалось спокойным знанием, что деньги наконец пошли. Заработала какая-то труба, и теперь — хоть что.

— Слушай, а что, если тебе поговорить с Баргамянцем?

— О чем?

— Ты действительно проделал такую работу, и то, что в Кремле проект закрыли, не значит, что…

— Ну уж не в Кремле.

— Неважно! Ты же знаешь, вопрос такого плана может решить только он.

— Ага, и как к нему попасть?

Всесильный Баргамянц, владелец «Файла» и всея медиагруппы, окружал себя такой охраной и обстановкой неприступности, что сама мысль как-либо связаться с ним могла показаться дикой. Но не Роксане.

— А вот это я тебе устрою! — И она чмокнула Олега в нос, прежде чем он успел как-либо среагировать.

А надо ли реагировать? Впрочем, ему не хотелось, чтобы он был что-то ей должен.

Меньше чем через час, получив неохотное благословение редактора (а ему-то, впрочем, что) и горячие напутствия Роксаны — обязательно топи за молодежь!.. — Олег прибыл в особняк на Большой Ордынке. Он бывал тут несколько раз, на каких-то торжествах, а впрочем, и в самом начале, потому что Баргамянц имел привычку лично собеседовать всех журналистов, принимаемых на «Файл». Это стариковское чудачество было столь бессмысленным, сколь и безобидным. Договор к тому моменту уже подписали, и те, кто провожал компанию из трех или четырех новичков «на ковер», успели нашептать, что это не более чем ритуал, надо просто слушать и кивать. Баргамянц действительно не столько спрашивал, сколько говорил, наставительно поднимая палец. Олег рассматривал палец и думал: зачем носить перстень на указательном, что за дурь?

Но, конечно, активно кивал, как учили.

Он тогда долго готовился к этому смотру, наряжался и даже взял у Юрца понтовый галстук Luciano Barbera, потому что был предупрежден, что Баргамянц чувствителен к таким мелочам (впрочем, ему показалось, что старик вообще никуда не смотрел). Сейчас он прибыл по дождю — серый, еле живой, в характерном свитере алтайской сироты. И попал в роскошь.

Оказалось, впрочем, что Баргамянц уже перестал косить под Сальвадора Дали. А может, устал. Или тоже болел. После долгого ожидания в зале, в котором никого не было (только трехметровый хозяин кисти Никаса Сафронова), Олега пригласили в кабинет. Не в тот, где состоялся когда-то первый бал в галстуке от Юрца&Лучано. Это был прямо-таки оскорбительно малый закуток, но с камином, возможно, не фальшивым. Всесильный владелец «Файла» сидел на диванчике и будто тоже ждал. Выглядел он неважно, обычно яркие его контрасты — белая борода, черные брови — поблекли, зато разгулялся пигмент. Божество сдало. Или просто не гримировалось под софиты.

Олег попытался было представиться и что-то объяснить, но Баргамянц махнул рукой — «я знаю» (попутно это было и «садись»). Это был алгоритм аудиенций: Роксана объяснила, в чем дело, помощнику — в трех словах, чтобы тот пересказал божеству в двух.

— Болеешь? — спросило божество.

Олег кивнул.

Это было что-то новенькое. Или стеб.

Олег не мог понять, к чему клонит небожитель, которому уж точно дела не было ни до каких бумажек, но тут Баргамянц путано изрек что-то в духе, что вот, прогулял неделю, а теперь еще денег просит, — и все окончательно прояснилось.

Олег вздохнул, почувствовал, как на лбу опять выступили капли.

— Карен Акопович, а при чем здесь мое здоровье? Вы прекрасно знаете, что я месяц работал над большим проектом, который канал мне сейчас не хочет оплачивать.

— Это «Гамлет»? Это кто тебе заказал?

— Вы прекрасно знаете.

— Это кто…

Дальше сам Баргамянц зашелся в таком сочном кашле, что мог дать фору Олеговой пневмонии, это во-первых, и прервал свой спектакль — во-вторых.

В том, что это спектакль, Олег убедился, когда Баргамянц начал настойчиво куда-то показывать и Олег наконец разглядел выставленное на полку фото — судя по тому, что оно было даже без рамки, реквизит заготовили только что. Вот не лень медиамагнату ломать комедию перед рядовым подчиненным?.. Олег тупо рассматривал фоточку, сделанную, как видно по ролл-апу, несколько лет назад. Фон густо забрендирован «Олимпийским театром», владелец «Файла» разодет как попугай — в какой-то не по-сочински теплый, может, даже вязаный пиджак с уклоном в желтый, из кармана торчат фиолетовые очки. С ним рядом Коноевский. Усталая улыбка. Усталая светская хроника. И что? Она должна убедить Олега в великой дружбе? Заставить трепетать — ах, на кого же я замахнулся — или испытать приступ паранойи: а кто же и почему?.. Олег был слишком стар для всей этой фигни. Линия защиты бабла была понятна, и подыгрывать старому попугаю, доказывая что-то, не хотелось. «Но Сергей Спартакович…» — «А кто такой Сергей Спартакович?» Плавали, знаем.

Разговор не получился, так что надо было прощаться.

Однако Баргамянц только входил в роль и уже подводил Олега к другой полке, где так же, без рамки, еле держалась при глиняной трубке другая фотография — с эксцентричным владельцем мобильных сетей. Ныне жителем Лондона. Судя по внешности Баргамянца, эта фотография была сделана лет десять назад. Оба ее персонажа были безоблачно-счастливы, проживая эпоху травоядных, еще сытную, — в те годы Шнур хрипел со сцены про «нефтяные сливки». И обнимались на снимке куда душевнее, чем в ледниковый период (и растеряв остатки волос) с модным режиссером Коноевским.