Гейл Форман - Я сбилась с пути [litres]

Она направляется к компьютеру. Щелкает мышкой, и монитор оживает. Пароля нет, потому что однажды Хейден его забыл, и целых двадцать минут ушло на поиски ассистентки, а потратить впустую двадцать минут для Хейдена сродни греху.

На экране отражается его расписание. Несколько недель этого месяца обозначены ее именем, большинство других встреч вычеркнуто – мама была права: он полностью посвящает себя артистам, пока те покладисты, – но последние две недели были подкорректированы, оставленные ею пустые места заполнены. Имя Лулии вписано в две недели, следующие после его возвращения с острова. Фрейя уверена, Лулия займет все ее шесть недель. Она не оставит пустых мест.

Сначала Фрейя удаляет себя из календаря. Удаляет сеансы звукозаписи. Удаляет сегодняшнюю встречу с доктором. Удаляет все.

– Что ты делаешь? – спрашивает Харун.

– Ничего. Дай знать, если нагрянет ассистентка, и веди себя тихо! – шепчет она.

Фрейя закрывает календарь. На заставке – фотография Лулии. Он как будто знал о приходе Фрейи и оформил офис, чтобы поморочить ей голову. На рабочем столе несколько папок, каждая названа в честь артиста, с которым он работает: Лулия, Меланж, Руфус Кью и Фрейя.

Она открывает свою папку. Внутри хранится абсолютно все. Все, что она дала Хейдену. И все, что он забрал.

– Ты выглядишь знакомо. Работаешь моделью? – спрашивает ассистентка Натаниэля. – Актером?

– Эм, нет.

– А мог бы.

– Эм, спасибо? – Но нужно флиртовать, и он улыбается, пародируя игривую ухмылку актера или модели.

– Если хочешь, я могу тебя сфотографировать. Я занимаюсь фотографией. Это, – она указывает на стол, – временно.

– Практически все временно, – отвечает Натаниэль.

И она смеется. Натаниэль присоединяется к ней, хотя это была вовсе не шутка.

– Мне нравятся твои глаза, – говорит она. – Как они такими стали?

Натаниэль никому не рассказывал эту историю, но на мгновение представляет, каково было бы объяснить произошедшее – не только как он потерял глаз, но и почему. Каково было жить вместе с папой в доме на краю леса. Об их братстве двоих. Он смотрит на офис, в котором трудятся Харун и Фрейя. Представляет, как рассказывает им.

А затем переводит взгляд на ассистентку.

– Это гетерохромия, – врет он. – Генетическая аномалия.

– Что ты делаешь? – спрашивает Харун, заглядывая через плечо Фрейя на монитор.

– Стираю себя, пока не стер он.

– Что?

– Удаляю все свои файлы. Кроме одного.

– Которого?

Он смотрит на экран, на котором Фрейя прокручивает сотни файлов: PDF, JPEG, видео.

– Оригинала.

– Что значит оригинал?

– Оригинальные записи – до того, как песня сведена.

– Зачем они тебе.

– Не они. Мне нужна всего одна.

– Зачем?

– Потому что она принадлежит мне.

Фрейя продолжает прокручивать файлы, пока не находит ее. Маленькое белое платье. ptx .

Бинго!

– Знаешь, как лучше передать файл и полностью стереть его? – спрашивает она Харуна.

– Да, но разве это не воровство?

– Технически это скорее взлом.

– Если она твоя, почему ты не можешь просто попросить ее вернуть?

– Все не так просто. Оригиналы принадлежат Хейдену. Ему принадлежат авторские права. Ему принадлежит все.

Они согласились с такими условиями сделки. Она помнит, как сидела в большом конференц-зале: Фрейя, ее мама, Хейден и команда юристов. Юристов лейбла. Юристов Хейдена. «Нам разве не нужен юрист?» – спросила Фрейя маму. «Мы – ваши юристы», – ответил один из работников Хейдена. «Мы, творческие личности, должны держаться вместе», – добавил Хейден.

Фрейя смотрит на граффити на стене. «Искусство – это личное. А бизнес – нет». И не скажешь, что он их не предупреждал.

Остальные песни пусть останутся, пусть использует их, как хочет, утилизирует, подгонит под следующую яркую девушку. Но не эту песню. Она принадлежит ей.

Фрейя открывает почту и пытается прикрепить файл. Харун молча наблюдает за ней.

Харун – трус. Сколько еще раз он должен это сказать? Он трус, который разбивает сердца. Трус, который позволяет своей семье участвовать в огромном обмане. Трус, который обычно не вламывается в офисы влиятельных людей, таких как Хейден Бут.

Он хочет помочь Фрейе всеми силами, но даже это делается из трусости. Чтобы вернуть Джеймса. Вот почему он на это подписался.

Но воровство? Харун – хороший парень. Когда Саиф бунтовал и не ходил в мечеть, Харун выполнял свой обет. Когда Саиф довел Амми до слез, женившись на белой девушке, Харун изо всех старался ее не расстраивать. Потому что он – хороший сын.

Но он здесь и, вероятно, участвует в совершении преступления. А если его арестуют? Что подумают люди? Что скажут родители? Будут ли после этого его любить?

Файл слишком большой. Не отправится по почте. Фрейя знает, что его надо сжать или типа того, но не помнит как.

Харун тупо пялится на нее.

– Ты мне поможешь или как? – спрашивает она.

Харун представляет, как Абу приходит за ним в полицейский участок, этот арест отражается в его личном деле. Видит стыд в папиных глазах.

Хотя, если его арестуют, завтра он не сможет уехать. Появится оправдание не сесть в самолет.

Как уже говорилось, он трус.

Фрейя начинает злиться. Снова пытается прикрепить файл. Когда не получается, она бьет компьютер.

– Черт, – ругается она.

Харун наблюдает за Фрейей, понимая, что ничего не получится: файл слишком большой, и он все равно сохранится в отправленных, даже если она удалит его, на сервере останется цифровой след.

Все внутри него зудит от досады и нетерпения, а увидев выражение лица Фрейи, он проникается ее чувствами. Это исходит от ее лица, он словно забывает собственные проблемы и проникает в чужие. И положа руку на сердце, это такое облегчение. Особенно когда он может помочь другому человеку.

Фрейя снова пытается прикрепить огромный файл. Но в этот раз Харун встает между ней и компьютером.

– Надо делать все правильно, – говорит он, достает ключницу с ключами от дома, студенческим и флешкой, которую он купил специально для хранения фотографий, текстов и имейлов от Джеймса. Но так ей и не воспользовался. Боялся, что его уличат, поэтому флешка оставалась пустой.

Он вставляет ее в порт. Через закрытую дверь из приемной доносится смех Натаниэля и ассистентки.

– Похоже, он отлично флиртует, – подмечает Харун.

Фрейя хмурится, и Харуну становится неловко. Оказавшись на пять секунд вне своего тела, он понимает, что между этими двумя весь день летают искры.

– Не волнуйся, – добавляет Харун. – Ты ему тоже нравишься.

– Думаешь? – спрашивает Фрейя, и отразившееся в ее глазах желание так знакомо ему, что он больше не уверен, чье желание курсирует в венах: ее или его.