Гейл Форман - Я сбилась с пути [litres]

Некоторые фанаты воспротивились, обвинили меня в предательстве. Кто-то даже спросил, что случилось с Сабриной. «Твоя сестра умерла?» – писали они. Но эти комментарии остались в меньшинстве, поскольку у меня появилось много новых фанатов, которые никогда не слышали о Сабрине.

Мне сказали, я талантлива, потому что у меня есть голос. На самом же деле это был голос Хейдена. За всем стоял он. Мой лук, мой хук, мой звук. Все это диктовал он. Когда пришло время записывать альбом, он нанял команду авторов песен, чтобы создать, по его словам, меланхоличный, атмосферный и – без какой-либо иронии – сокровенный альбом. Нанял режиссера, чтобы тот снял несколько клипов закрепить бренд. «Люди хотят видеть настоящую тебя, – сказал он. – И мы им это покажем».

Он представил мне список песен, которые решил записать. Двенадцать из них были написаны его командой. Но тринадцатой шла моя песня. «Маленькое белое платье».

– Спой мне песню, которая это докажет, – скомандовал Хейден, когда я в тот роковой день закрыла за собой дверь его офиса. Сабрина только что спела «Tschay Hailu» и по возвращении не смотрела мне в глаза, рассеивая любые сомнения.

– Докажет что? – спросила я.

– Что мне нужна только ты, – ответил он.

Это был первый и единственный раз, когда я пела ему «Маленькое белое платье».

– «Маленькое белое платье»? – спросила я Хейдена два года спустя, глядя на список песен. – Как я могу ее записать?

– Как ты можешь ее не записать?

И от его пристального взгляда мне захотелось поежиться. Он не знал историю этой песни, только видел, как я пела ее, захлебываясь слезами и думая, что если Сабрина меня предала, то и я предам ее в ответ. Хейден заметил в моей руке окровавленный кинжал? Или это он дал мне его?

– Конечно, ее нужно переписать, – добавил Хейден, забирая список. – Но мне очень нравится эта песня.

Когда его команда закончила работу, песня радикально отличалась от оригинала. Вокал и ударные заполнились плавной минусовкой. Слова переписали, превратив ее в гневную песню о любви. Амхарские строчки убрали. Но ДНК песни сохранилось. Мелодия была моей. Как и стоящая за ней история – к лучшему или к худшему.

Мы записывались три недели в свою очередь, по расписанию. День начинался как обычно. Я просыпалась в восемь, занималась йогой, ела легкий, согласованный диетологом завтрак, пила травяной чай (никакого кофе в день записи, потому что он – раздражитель, хотя иногда Хейден давал мне в качестве компенсации таблетку кофеина). Полоскала горло пищевой содой. Смущенно распевалась на заднем сиденье присланной Хейденом машины.

Когда тем утром мы приехали в студию, в ней уже было людно – не так, как обычно. Не считая Хейдена, его ассистенток и звукорежиссеров, здесь находились боссы лейбла и другие люди, которых я не знала. И все скучковались у монитора.

– Фрейя, смотри, – сказала мама, – они подготовили несколько образцов для печати.

– Не слишком привязывайтесь, – предупредил Хейден. – Это всего лишь идеи.

Я уставилась на изображения. Части тела, черно-белые и знойные, половина лица. И мое имя огромными буквами. Я себя не узнала. Я была Фрейей Кебеде. Сестрами Кей. А теперь всего лишь Фрейей, коллекцией хорошо освещенных частей тела.

– Пора за работу, – объявил Хейден.

Обычно мы делали пару дублей для разогрева. Затем начинали запись. Иногда Хейден останавливал ее, чтобы сделать замечание: «Здесь помягче, упор на эту ноту». Но в этот раз он постоянно качал головой.

– Нет, – снова и снова говорил он. – Пока все не то. Даже близко.

Так продолжалось все утро. Когда пришло время обеда, Хейден прогнал всех из кабины и вошел в студию, чтобы поговорить со мной. Сначала он молчал, лишь глядел на меня. Я осмотрелась в поисках мамы, ассистентки, кого угодно. Но они оставили меня с ним наедине.

– Фрейя, – сказал он. – Посмотри на меня.

Я заставила себя это сделать.

– Ты не даешь мне того, чего я хочу.

– Я делаю то же, что и всегда, – ответила я. – Поэтому не знаю, чего вы хотите.

– Я хочу тебя. Настоящую тебя.

Но кто это? Девочка, которая родилась с песней? Девочка, которая предала сестру? Девочка, которая могла стать следующей Лулией? Девочка из кусочков на компьютерном экране?

– Я не знаю, кто это.

Хейден постучал себя по груди.

– Я знаю, кто это. Всегда знал. Вот почему выбрал тебя. Так дай мне то, чего я хочу.

– Я же сказала, что не знаю, чего вы хотите. Больше мощности? Больше гроулинга? Больше громкости? Скажите мне.

Я заметила, что вернулся Ник, один из звукорежиссеров. Он включил внутреннюю связь.

– Хейден, у нас есть несколько неплохих дублей. Может, ей перезаписать кое-какие строчки, а мы потом все смиксуем.

– Когда я захочу узнать твое мнение, то спрошу, – огрызнулся Хейден. Затем повернулся ко мне. – Фрейя, эту песню нельзя записывать по частям. Она получит успех лишь в том случае, если мы услышим, как ты вкладываешь в нее свою душу, как разбивается твое сердце. Поэтому покопайся поглубже, найди это и спой мне эту чертову песню так, как пела в моем офисе.

Хейден вернулся к пульту и подсел к нахмурившемуся Нику. Я надела наушники и запела. Я пела эту песню до потери пульса. До хрипоты в голосе, возвращаясь во времени год за годом, через все слои лоска, через все нарушенные обещания и пытаясь подобраться к той девочке, что родилась с песней. В поисках этой девочки я разодрала себе горло, разорвала сердце на куски. Нашла ли я ее? Существовала ли она вообще?

Когда я закончила последний, самый кровавый дубль, на улице уже стемнело. Хейден вышел из кабины, медленно хлопая в ладоши. Он гордо улыбался, можно сказать, по-отечески.

– Эта песня сделает тебя знаменитой, – сказал он.

Фрейя всегда знала, где найти Сабрину.

Когда ее сестра уехала в тот колледж на севере штата, Фрейя нашла его в интернете. Она часами сидела на сайте колледжа, представляла, как сестра живет в одном из общежитий, делает заметки в аудиториях, играет на пианино – если все еще играла – в музыкальных студиях.

Когда Сабрина окончила учебу, Фрейя знала, что она переехала в город, но на другой конец.

Она много раз прокладывала маршрут от своего дома в Уильямсберге до квартиры Сабрины в Гарлеме. Поездом «Л» до поезда «А», а дальше до 145-й улицы. Час от двери до двери, согласно гугл-карте. И хоть она никогда там не была, но знает, как добраться.

Фрейя стоит у здания, сердце стабильным битом колотится в голове. Она ищет имя сестры на домофоне, и вот оно – Кебеде/Такашида.

«Она сказала «да»!»

Кто-то выходит из здания, поэтому Фрейя проскальзывает в вестибюль, не позвонив. Квартира на шестом этаже. Лифт поднимается с лязганьем – ба-бум, ба-бум , – вторя ее гулкому сердцу. Она стучится, рука дрожит.