Гейл Форман - Я сбилась с пути [litres]

Джеймс нежно поднимает Харуна на ноги и произносит слова, которые ему нужно было сегодня услышать:

– Я тоже тебя люблю.

Но сейчас они звучат по-другому, мрачно, и Харун понимает, что есть «но».

– Но я не могу быть с тобой.

– Почему? Я не женюсь на девушке. И я открылся семье. Чтобы быть с тобой.

– Нет. Ты открылся семье, чтобы быть самим собой. Жить в мире с собой.

– Я не хочу жить в мире с собой, – плачет Харун. – Я хочу жить с тобой. Быть с тобой. Полететь на Фиджи, в Бразилию, куда угодно.

– Тебе придется полететь туда без меня.

– Но ты только что сказал, что любишь меня.

– Люблю. Но ты почти ушел от меня. Назад дороги нет.

– Есть, – настаивает Харун, – я завоюю твое доверие.

Джеймс вздыхает.

– Я бы стерпел, если бы ты изменил мне с каким-нибудь сладеньким. Или даже с девушкой. Но ты планировал улететь. Не говоря ни слова. Я все думаю, если бы я ничего не сказал в парке, открылся бы мне Харун? Или бросил бы меня, как и моя мама?

И при упоминании его мамы Харун понимает, что дело не в поступке, а в обмане. В случившемся с Джеймсом. С его семьей. Может, Джеймс любит его и однажды простит, но никогда не примет обратно.

– Значит, все это было напрасно? – плачет Харун.

– Не напрасно, – тихо отвечает Джеймс. – Просто не для нас.

Джеймс отворачивается от него. Но нет! Харун не может его отпустить. Не сейчас.

– Подожди! – дергает он Джеймса.

Выражение его лица – открытая книга, на нем отражается столько муки, что Харуну хочется сдаться. Если сильнее давить на Джеймса, он причинит ему еще больше боли, больше вреда. Так поступил бы трус.

А Харун очень хочет быть храбрым.

Он отцепляет флешку от ключницы и кладет в руки Джеймса. «Она споет на нашей свадьбе», – однажды пообещал Джеймс.

– Это тебе, – шепчет Харун.

Джеймс с мгновение смотрит на флешку, но не спрашивает, что там. Просто сжимает ладонь, еще раз кивает и отходит в коридор. Харун слышит, как закрывается дверь. Тихий щелчок ставит точку.

В комнату возвращается Колетта, она с болезненным сочувствием смотрит на Харуна.

– У тебя все будет хорошо, – заверяет она.

– Откуда вы знаете? – спрашивает Харун.

– Когда сломанная кость заживает, она становится сильнее, – отвечает она. – То же касается и разбитых сердец.

Харун кивает. Молится, чтобы это было правдой. О его собственном сердце. Сердце Джеймса, Амми и Абу.

Колетта открывает дверь и жестом провожает Харуна на выход.

– Иди к своим людям, – советует она ему.

Спускаясь по лестнице и возвращаясь в лунную ночь, он задается вопросом: кто они, его люди? Джеймс? Уже нет. Его семья? Может, когда-нибудь, но не сейчас.

Харун слышит в небе самолет, поднимает голову и видит «Боинг-737», кружащий над аэропортом Ла-Гуардия, и на долю секунды он снова становиться тем мальчиком, каким однажды был, без секретов, только с любовью. Он моргает и видит Натаниэля, который этим утром прибывает на таком же самолете, весь в секретах, почти без любви.

Веревка вокруг его сердца раскачивается на ребрах.

Харун открывает телефон Натаниэля. Он позвонит его папе, поговорит с Натаниэлем, убедит его, что тот не сделал ничего плохого. Он поможет ему найти Фрейю, чтобы они продолжили влюбляться. Это наименьшее, что он может сделать.

Но вот что странно. В телефоне нет никаких контактов, кроме одного. Он проверяет журнал звонков. Десятки исходящих на один номер. Он набирает его и слышит, как папа Натаниэля просит поделиться хорошими новостями. Сбрасывает вызов и переключается во входящие, но и там всего один номер. Он набирает его и соединяется с автоответчиком офиса судмедэксперта округа Скаджит.

Он снова сбрасывает и открывает путеводитель. Оттуда выпадает листок бумаги. Харун поднимает его и читает.

Гора Фудзи

Виадук Принца Эдварда

Мост Золотые Ворота

Мост Джорджа Вашингтона

80 миль в час. Самый быстрый способ умереть.

Сначала он не понимает смысла записки папы Натаниэля, только ощущает страх ее таинства, которое уже живет в его костях, как собственный секрет в его сердце. Пронзившая его вспышка боли отличается от страха и неуверенности, с которыми он так долго жил. Она выбивает его из тела, а когда он возвращается, все затихает и замирает, и в этот момент все проясняется. Весьма размытый пункт назначения у 175-й улицы, неперезванивающий папа.

– As’alu Allah al ’azim rabbil ’arshil ’azim an yashifika.

Молитва автоматически срывается с губ. Он просит Бога помочь Натаниэлю. Помочь ему найти Натаниэля. Помочь ему найти Фрейю. Помочь им троим исцелить друг друга. Потому что Натаниэль и Фрейя – его люди. И они принадлежат друг другу.

Когда гудит его телефон, он, даже не взглянув, понимает, кто это, и знает, что Бог ответил на его молитву.

Он читает сообщение Фрейи. И отвечает ей, что знает, где Натаниэль.

А потом начинает бежать.

Той ночью, когда я обнаружил папу на полу кухни, я ощутил самое мощное дежавю.

Сначала я подумал, это потому, что он лежал недалеко от того места, где много лет назад упала бабушка Мэри.

Позже, когда приехали медики и даже не попытались его реанимировать или сделать промывание, потому что это было бессмысленно, когда я нашел под кроватью коробку с таблетками, я понял, что дежавю возникло из-за того, что я представлял себе это всю жизнь.

Представлял это, когда ушла мама, а я был слишком маленьким, чтобы осмыслить значение.

Представлял это, когда умерла бабушка Мэри.

Представлял это, когда мы похоронили птенцов и мертвую лягушку. Представлял это, когда он плакал в больнице после моей операции. Представлял это каждый раз, как входил в дом после уроков, видел папу на диване с включенным телевизором и выдыхал тот вдох, который задерживал еще утром перед уходом.

Я представлял это каждый раз, как он говорил мне: «Остались только мы, Нат. Братство двоих». Вот почему я не уехал. Думал, что если уеду – в колледж, к маме, отправлюсь в жизнь, – то однажды найду папу на кухонном полу.

Потому остался. И в итоге все равно нашел его на этом кухонном полу.

Дежавю.

Когда медики забрали папу, я ждал звонков. После смерти бабушки Мэри их было много. Приходили люди. Ее друзья по церкви. Мои кузены. Просто знакомые.

Но через две недели позвонил лишь судмедэксперт, она представила мне токсикологический отчет, который называла «недоказательным». В папиной крови обнаружили опиоиды и бензодиазепин, их количество было небольшим, недостаточным для злоупотребления или заключения, что они приняты намеренно, но она объяснила, что иногда маленькая доза может подействовать самым неожиданным образом.

– В качестве причины смерти мы указываем случайную передозировку, – подытожила она.