Денис Соболев - Говорящий с травами. Книга вторая. Звери

– Я бы не стал тянуть. Но мне сначала нужно маму на могилу отца свозить. Не была она там, да и могилу обиходить нужно, время прошло.

– Вон оно что. – Протянул Силантий – Добро. Отправляться вам лучше с обозом, спокойнее будет. Лошадь с телегой дам, припас в дорогу тоже. Не спорь – заметив, что Матвей вскинулся, Силантий строго посмотрел ему в глаза – где ты сам все это возьмешь? Или ты с мамой пешком по тайге собрался ноги бить? Не дури, Матвей. Вернешься – поставим дом. Все, решили.

Матвей молча встал, поклонился Силантию и вышел. Он шел по улице, радостно раскланиваясь со встречными. Увидев у колодца старую Марию-травницу, он помог ей набрать воды и донести ведра до дома. Она ухватила его за шею, притянула голову к себе и чмокнула сухими губами в лоб:

– Спасибо, сынок. Ты девчат своих ко мне пришли, пусть приходят сегодня.

– Хорошо, баба Маша, скажу, чтоб зашли – он вышел, притворив за собой калитку.

Анютка с Любавой стирали на реке. Подоткнув повыше юбки, они стояли по колено в холодной воде, и полоскали белье, переговариваясь о чем-то. Завидев Матвея, обе выпрямились и вышли на берег.

– Ты чего это сияешь, как медяк начищенный? – Любава заговорила первой.

Матвей вкратце пересказал им разговор с Силантием и в конце сказал:

– Баба Маша-травница вас зайти просила. Зачем, не знаю.

Девчата переглянулись и обрадовано загомонили:

– Ух ты, здорово! Свой дом! Это же… это же… очень хорошо!

– Хорошо, но радоваться пока рано, дом еще поставить надо. Не забудьте про бабу Машу.

Мама копалась в огороде, помогая Авдотье, Иваны работали в кузнице. Дед Савелий сидел на завалинке и что-то строгал. Увидев Матвея, подозвал:

– Подойди-ка, Матвей Матвеич, разговор есть.

Матвей подошел, присел рядом:

– Что строгаешь, дед Савелий?

– Да свистульку режу для соседского мальца. Папки нету у него… Скажи мне, что дальше делать думаешь?

– Сначала с мамой к отцу на могилку поедем. А потом сюда, дом ставить – ничуть не удивившись вопросу, ответил он деду.

Дед помолчал, заканчивая работу, покрутил свистульку, похожую на медведя, в руках, отложил и взялся за следующую:

– Ты вот что, Матвей… Дом поставишь, маме жизнь здесь наладишь и приходи ко мне. Тебе многое дано, я вижу. А и я многое знаю, да передать некому. А тебе передам. Придешь?

Матвей задумался. Не сказать, что он очень уж удивился этому, дед Савелий уже начал его исподволь обучать разным ухваткам. Ему и самому было интересно, но снова оставлять маму одну он не хотел.

– Я подумаю, дед Савелий. И с мамой поговорю.

– Поговори, конечно, она женщина мудрая. А пока смотри вот, как свистульки резать надо…

Вечером девчата вернулись от Марии-травницы радостными, за ужином о чем-то перешептывались. Мама, узнав про дом, расплакалась, уткнувшись Матвею в грудь, а Иваны принялись планировать строительство: кого в помощники брать, сколько леса на дом и баньку понадобится, сколько народу. Матвей слушал их открыв рот. Сам он дома не ставил и ничего об этом не знал. Иваны все ему подробно рассказывали и объясняли, и посиделки затянулись далеко за полночь. Напоследок Иван-старший сказал:

– Главное в доме – матицу обсеять. Тогда дом стоять будет.

– Матицу?

– Матица – это коренная балка, на нее потолок ложится, она всю крышу на себе держит.

– А что значит «обсеять»?

– Придет время – узнаешь.

Два дня до прихода обоза пролетели в привычных делах. Вечером второго дня староста позвал к себе Матвея.

– Вот что, Матвей. Лошадь с телегой во дворе видел?

Матвей кивнул утвердительно.

– Заберешь. На ней завтра и поедете. Припас уже в телеге. Патроны есть у тебя?

Патроны у Матвея были, и он снова кивнул.

– Отлично. Все остальное у тебя тоже, знаю, имеется. Ну а лошадь вам в хозяйстве и дальше пригодится. Владей – он хлопнул Матвея по плечу, давая понять, что разговор окончен.

Выйдя на двор, Матвей подошел к запряженной в телегу лошади. Крепкая, невысокая, каурой масти, лошадь не производила впечатления скакуна, да от нее это и не требовалось. Такие вот лошади безропотно тянут любой груз по любой дороге. Завидев Матвея, лошадь потянулась к нему, прихватила губами за рукав, требуя угощения. Матвей протянул ей прихваченную из дома горбушку, присыпанную крупной солью. Лошадь аккуратно взяла угощение и с аппетитом принялась пережевывать. Матвей потрепал ее по шее:

– Как же звать-то тебя, милая?

Лошадь косилась на него большим глазом. За спиной скрипнуло, Силантий вышел на крыльцо:

– Пчелка ее зовут… почему – не знаю, даже не спрашивай.

– Ну Пчелка так Пчелка – Матвей запрыгнул на телегу, подобрал вожжи и легонько хлопнул им Пчелку по крупу. – Спасибо еще раз, Силантий. Я добро не забываю.

Телега стронулась с места и затряслась на ухабах.

– Зло тоже забывать не след – пробормотал Силантий, глядя вслед удаляющемуся Матвею – Не забывать. И наказывать.

Собирали их в дорогу так, словно они уезжали на год. В телегу пытались напихать столько припаса, что Матвей взмолился:

– Хватит, пожалуйста. Куда нам столько? Мы ведь на три седмицы идем всего, вдвоем.

Иван-старший прогудел:

– Мало ли что, Матвей, сам ведь знаешь.

– Знаю. Потому и говорю – хватит. Лишний груз нам зачем? Да и винтовка с собой, всегда еды добуду.

Иваны поворчали немного, но смирились Осмотрели телегу, что-то там подстучали, укрепили. А потом вынесли из кузни топор. Что это был за топор! У Матвея загорелись глаза, руки сами потянулись к топорищу. В локоть длиной, нижняя часть ощутимо выдается вперед. Сам топор скруглен, в нижней части от пятки до бородки сделана глубокая выемка – так и топор легче, и на поясе носить удобнее. Топорище легло в руку удобно, ухватисто. Матвей щелкнул по топору ногтем, и по двору поплыл чистый звон. Тогда он попробовал ногтем остроту и легко срезал кусочек. Он принялся сбивчиво благодарить Иванов, а те только довольно щурились, им приятна была похвала друга. Девчата заикнулись было о том, что хотели бы поехать с Матвеем.

– Незачем вам с нами, девчата. Мы ведь с обозом, а в обозе этих повезут. Зачем?

Анютка сникла, а Любава сказала, глядя Матвею в глаза прямо и уверенно:

– А я против них свидетельствовать стану. А потом в городе останусь. Я же городская, здесь мне жизни нет, Матвей. Теперь нет… – закончила она уже почти шепотом.

Матвей не нашелся что ответить, и Любава ушла собираться в дорогу. Анютка посмотрела на Матвея как-то странно и тоже ушла в дом. Мама вздохнула, посмотрела Матвею в глаза, взяв его лицо в ладони:

– Что же ты будешь делать, сынок?

Он молча обнял маму, поцеловал в лоб. Если бы он знал…

Пчелка терпеливо переминалась с ноги на ногу, пока Матвей прилаживал хомут и прочую сбрую. Иваны взялись было помогать, но Матвей остановил: