Константин Ханькан - Кэлками. Том 1

Навстречу ему из палатки вышла Акулина.

— А что это ты принес? — спросила она, увидев за спиною мужа странную ношу.

— Дёкына (выдру) подстрелил в устье Авлынди, — ответил Кэлками, снимая лыжи. — Занеси ее и положи за печку на дрова, пусть лапки оттают, — сказал он жене.

— Какая большая выдра, и шерсть пышная, да и тяжелая, наверное. Молодец. Ты редко приходишь без добычи, — похвалила она мужа.

— Тяжеловата, конечно, выдру с белкой не сравнишь, — ответил Кэлками.

— Ладно, налей-ка мне сначала чаю, пить хочется, сразу чувствуется аромат настоящего чая. А потом уже кушать будем, — сказал он жене.

— Настоящий русский суп с рисом сварила и отдельно мясо, нам же нравится такая еда, — сказала Акулина, наливая в миски суп.

— Осмотрел переправу. Поздно стало, поэтому и поудить не пришлось, зря таскал удочки, а рыба на слиянии рек есть. Местами лед тонковат, поэтому и выдры зимуют в открытых полыньях, но в пойменных протоках тоже попадаются полыньи, в которых стайки мелких рыбешек плавают, для выдры это хорошо, легко ловить рыбу. Завтра пересечем Омолон и остановимся в устье Авлынди прямо в гуще леса, чтобы до полыньи было близко, — рассказывал жене Кэлками, с удовольствием хлебая рисовый суп. — Завтра, когда перекочуем на место, достанешь маленькие капканы, поставлю на выдру. Много куропаток, есть хорошо набитые заячьи тропы, очень интересное место, — продолжал Кэлками. — Ну а у тебя как день прошел? — спросил он Акулину.

— Да никак, весь день провозилась с вещами; перекладывала, упаковывала, так и день прошел. Починила твои длинные унты, — ответила Акулина.

После ужина Кэлками приступил к разделке выдры. Зимующая на хорошем корме, она оказалась чрезмерно жирной — вся тушка была покрыта подкожным жиром.

— Сверни шкурку и заморозь на улице, сушить будем на следующей стоянке, и занеси старую кастрюлю, чтобы сварить мясо выдры на утро, жирная, как медвежонок, — попросил жену Кэлками, подавая ей снятую шкуру.

Порубив тушку на мелкие куски, Кэлками положил их в кастрюлю, в которой они варят рыбу, и, залив теплой водой, поставил на горячую печку.

— Завтра надо будет пораньше встать, чтобы вовремя пересечь Омолон. Если засветло управимся, я сразу поставлю капканы. Еще и поудить, возможно, успеем до наступления темноты. На заходе солнца рыба хорошо клюет. Но сейчас еще рановато, много клевать наверняка не будет, а вот ближе к весне блесну не опустишь, поклев бывает идеальным, — рассуждает Кэлками, готовя растопку на утро. Не бывает так, чтобы Кэлками забыл про растопку, как бы он ни устал.

— Кэлками, пока ты будешь возиться с капканами, я тем временем успею и петли на зайцев расставить вдоль проток. Палатку-то мы быстро поставим, а ты на тагане еду сваришь и чай вскипятишь. Как поедим, я сразу встану на лыжи и пойду петли ставить, а послезавтра утречком проверю, — загорелась Акулина. — Как проснусь завтра, сразу толкну тебя, чтобы печку растопил. Пока туда-сюда, и солнышко взойдет. Позавтракаем, палатку скатаем, оленей поймаем, и в путь-дорожку, — продолжала Акулина, натягивая полог.

— Ну ладно, будем отдыхать, утро вечера мудренее, как говорил пушник Ботаков, — сказал Кэлками, готовясь ко сну.

Супруги встали далеко до рассвета. Когда они сняли палатку и связали свой скарб, утренняя заря успела лишь слегка зарумяниться перед восходом солнца.

Пока Акулина просматривала вещи и поводки, все ли в порядке, не забыли ли какую мелочь на стоянке под ветками и сложенными дровами, Кэлками уже пригнал оленей. Отдохнувшие и сытые животные не капризничали и не пытались сопротивляться, когда он надевал на них уздечки. Прибившийся недавно молодняк, сбившись в кучку, не мешал супругам и спокойно стоял в сторонке.

Погрузив вьюки, они выехали со стоянки. Кэлками вел на лыжах по своему вчерашнему следу трех груженых оленей. Следом ехала Акулина, ведя за собою основной вьючный караван. К полудню они благополучно переправились по льду на правый берег Омолона и остановились в пойме реки в густом лиственном лесу чуть ниже устья Эгден Авлынди.

Высокие вековые лиственницы подступают к берегам Омолона и Авлынди, а глухой прибрежный лес захламлен валежинами и поваленными деревьями, давно отжившими свой век. В междуречье по берегам глухих проток, включая острова, стеною растут непроходимые заросли кустарников. Между плотным частоколом густых кустов в некоторых местах свободно могут бегать только зайцы и куропатки.

Отпущенные на волю олени начали расходиться по полянкам, тыкая мордами в рыхлый снег, чтобы быстрее найти корм. Вскоре животные начали раскапывать снег и кормиться.

Перед тем как приступить к установке палатки, Кэлками и Акулина присели на вещи и по старой привычке сначала покурили. Каждый из супругов знал свои обязанности и без слов хлопотал, пока не закончится разбивка легкого стана. Солнце было еще высоко, когда супруги закончили работу с установкой жилья. Зайдя в палатку, расстелили ветки на полу и положили на них шкуры, прежде чем растопить печку и приготовить обед. Кэлками с Акулиной довольны не только тем, что кочевка прошла благополучно, но и тем, что план по отстрелу белки с честью выполнен ими, и теперь они могут распоряжаться своим временем более свободно. А вчерашняя выдра? Выдра — не белка и по цене хорошо потянет, а впереди еще полмесяца пути до центральной усадьбы колхоза, правда, это при хорошем раскладе дел.

— Ну ладно, заноси кастрюлю и чайник занеси, а то остынет, — сказала Акулина.

Аромат горячего мяса и запах жареной муки быстро распространился внутри брезентового жилья. Закончив с едой и чаепитием, Кэлками засобирался идти расставлять капканы на выдру, заодно и рыбу поудить, если успеет, конечно.

— Все капканчики и пешню я положила на дрова возле твоих лыж. Из талой протоки пойду наберу воды, помою посуду и на этой стороне Авлынди поставлю хоть пару петель на зайца, а потом сразу вернусь домой. Надо готовить ужин, — сказала Акулина, перебирая мотки петель, что осенью пушник дал перед их выездом на промысел.

Кэлками тут же, около палатки, вырубил себе полусухую жердину, на которую насадил острую пешню. Затем, взяв капканы и удочки, поспешил к реке. Воткнув самодельный бур в затвердевший сугроб возле берега, пошел ставить капканы. Сверху по реке Авлынде тянулась набитая тропа выдры, которая недалеко терялась за извилиной обрывистого берега. Кэлками сразу догадался, что выдры бегают на кормежку куда-то вверх, где должны быть еще открытые полыньи. Он шел вдоль тропы, которая была набита еще с момента первых снегопадов. Вскоре показалась открытая вода на слиянии двух небольших рукавов реки, а чуть выше слева в Авлындю впадала еще одна талая протока. Но за высокими тальниками, прогнувшимися над протокой с обоих берегов под тяжестью снега и инея, рассмотреть что-либо было невозможно. Протока была не глубокой, но широкой и, скорее всего, летом здесь был перекат, но сейчас течение слабенькое, едва рябит. Холодная прозрачная вода негромко журчала под береговым припаем, обтекая торчащие камни.