Олег Попцов - И власти плен...

Сергей Петрович помнит, как он расчувствовался, внезапно поднялся со своего заметного места и, устремив взгляд на присутствующих, кому-то погрозил пальцем. Недоумение длилось недолго, какие-то минуты. Гостей все прибавлялось. Недосуг думать, кому погрозил, зачем погрозил. Жених он или не жених? Никто не ответил, не увидел. А может, это он сам себе погрозил?

Все поздравляют, целоваться лезут. Громко кричат:

— Ай да Сережа! Какую отхватил!..

И не скрывают, что завидуют, во всю глотку орут. Теперь уж точно свершилось. Вот он я, а рядом Наденька. За здоровье молодых! Ура-а!!!

Тридцать — возраст не первой молодости, и где-то в преддверии свадьбы, когда в отделе только и было разговоров: «Решетов женится. Да-да, тот самый Решетов, застенчивый, холостяк, которому век бы вековать в холостяках. И вот поди ж ты, кто б мог подумать…» и не только тогда, но и на самой свадьбе и месяц, и второй спустя. Да что там говорить — год, целый год ему мерещилось, слышалось, виделось недоумение: «Запозднился с женитьбой-то. Чего так?»

А уж если виделось это, то виделось и другое: почему запозднился? И тогда Сергей Петрович начинал сам угадывать молву. Он пробовал привыкнуть к этой молве либо смотреть на жизнь из этой молвы. Картины рисовались жутковатые, дрожь пробегала по спине. Получалось, что всякий раз он готовится к встрече с Наденькой, сочиняет ответы, на немыслимые выверты собственного воображения.

Но день проходил за днем. Друзья улыбались (он был уверен — загадочно), подшучивали (он был уверен — многозначительно), молчали (опять же не просто так, а выжидательно) и ничего, удивительным образом ничего крамольного не говорили вслух. «А за глаза»?» — задавал себе вопрос Сергей Петрович. Всего не углядишь, всего не услышишь. За глаза непременно говорят. Нет смысла обвинять Сергея Петровича в беспочвенной неврастении. У всякого настоящего есть прошлое. Есть события, которые это прошлое высвечивают или перечеркивают.

Это случилось в пору его молодости, когда сложности жизни кажутся придуманными, потому как составляют суть отцовских назиданий. Принято считать, что первая любовь — чувство самое яркое, неповторимое. И воспоминание о ней в нашей памяти живет вечно. Не станем оспаривать подобного утверждения, но заметим: истинная любовь есть состояние созревшей души. У каждого человека это происходит во времена разные. Любовь имеет повторение, и в том нет ничего предосудительного, ибо человеческая душа плодоносит не единожды. История первой любви Сергея Петровича (назовем ее первой и тем обострим ощущения) была драматична.

Сергей Петрович, а в молодые годы попросту Сережа, любил и был любим, однако хранил чувство свое в тайне, чему причиной была природная застенчивость и вспыхнувшее внезапно межсемейное недружелюбие. Отношения семьи Решетовых и семьи Заварухиных имели свою давнюю историю, уходящую в прошлое столетие. Семьи всегда были рядом. Роднились не единожды, но в силу природной мощи родовых корней фамилии Решетовых и Заварухиных продолжали самостоятельное существование. Революционные события в России неожиданным образом обе семьи сблизили. Если раньше дети сохраняли верность прошлым привязанностям и выбирали свой путь в различных сферах общественно полезной жизни — Заварухины издавна постигали технику и давали стране инженеров; Решетовы имели свою епархию — учительство и медицину, — то в 1920 году произошло некое единение. Мужчины обеих семей посвятили себя армейской службе. В семье Решетовых и Заварухиных появились профессиональные военные. Такая похожесть судеб молодых людей никого не могла удивить, была принята как должное. Однако привнесла в межсемейные отношения свою характерность и сложность. В армии ранговое деление просматривается отчетливо. Случилось так, что Решетов попал в прямое подчинение к Заварухину. Прежнее различие в званиях (оно было не столь значительным) переживалось в семье Решетовых болезненно. Поначалу их армейской карьеры Решетов даже опережал Заварухина, ему прочили большое будущее, но в тридцатые годы он где-то оступился, был не понят начальством и откомандирован в другой округ. С присвоением очередного звания произошла заминка, темп был потерян, и очень скоро они с Заварухиным поменялись ролями. Подобные жизненные сбои бесследно не проходят. Мнительность Решетова-старшего была равнозначна недугу. В отношениях между семьями появился дух отчужденности. Так дети оказались во власти предрассудков, которые породили отцы. А детей было четверо: двое у Решетовых и двое у Заварухиных. Вопрос «каким образом сердца находят друг друга?» всегда безответен и лишь подтверждает неразгаданность извечной тайны бытия.

Сережа Решетов полюбил дочь Валентина Алексеевича Заварухина. Ничто не предвещало беды. Молодые объявили о своем намерении, но…

Нет большего несчастья, нежели желание родителей видеть в любви детей точное повторение своей собственной любви. И осмысленное борение за идеал, ушедший в далекое прошлое, обыкновенный бунт родительского отчаяния. Потому и торжество родительской разумности торжество ложное, пиррова победа. Ничто не ранит юность более, чем зависимость.

Сергей Решетов был отвергнут. Помнилось долго, страдалось долго. Если был один отказ, возможен и другой. От события прошлого до события настоящего минуло четырнадцать лет. Прошлое забыто. Да здравствует настоящее. Сергей Петрович живет только настоящим.

Он любил. Любил слепо, восторженно. А может, то была и не слепота? Просто мир повернулся к нему стороной незнакомой? И он предпочел этот мир всем другим, посчитал его самым достойным и справедливым. Мир, где одному суждено соглашаться, удел другого — желать и требовать. Существуют разные формулы счастья. Он выбрал самую сложную — страдать. Ах, Наденька, Наденька! Зеленоглазая фея, маленький златокудрый тиран…

Скоропостижная кончина тестя, человека еще не очень старого, но больного, нарушила равновесие. Сергею Петровичу показалось, что квартира, дача, где они жили благополучно, чередуя летние и зимние дни, утратили привычный уют разом, в них поселился зябкий дух сиротливости.

Наденька привыкла к извечному вниманию, уступкам Сергея Петровича. Неумолимая логика жизни: даже добро, совершаемое постоянно, отягощено однообразием. Наденька жила предчувствием новых перемен.

В их доме стали чаще бывать гости. Однозначного отношения к гостям быть не могло. С одной стороны, они заполняли некую пустоту, дом оживал, насыщался общением. С другой — они требовали внимания Наденьки и его собственного. Начинались разговоры — Сергей Петрович корил себя за замкнутость, отчего-то ему было скучно с этими людьми. Его не покидало щемящее чувство опасности. Казалось, что гости приходили только для того, чтобы понравиться Наденьке, заявить на нее свои права.