Олег Попцов - И власти плен...

Поначалу Наденька просила его помочь на кухне. Но очень скоро уходила в комнаты, там подолгу задерживалась, объясняя это необходимостью занимать гостей. Нет-нет, какие разговоры! Это ее друзья. Конечно, и он мог бы занять их. Но друзьям была нужна Наденька. Ему отводилась роль счастливого мужа. То, что он счастлив, в этом никто не сомневался. Настырность гостей становилась нестерпимой, приводила Сергея Петровича в ярость. Порой он с трудом сдерживал себя. Гости шутили, на что-то намекали, требовали подтверждения своим фантазиям. Уходили так же внезапно, как и приходили, оставляли в доме привычный хаос, груду грязной посуды. Наденька, уже одетая ко сну, принималась за уборку, делала все крайне медленно, словно впереди была бездна свободного времени. Эта неторопливость злила Сергея Петровича. «Оставь, — говорил он раздраженно, — я сам». Наденька уступала беспрекословно, с непривычной проворностью сбрасывала передник, становилась на цыпочки, касалась губами его виска и, будто вспомнив, что она устала, делала скорбное лицо, шла спать. Сергей Петрович оставался один. Он еще не сдавался, называл себя брюзгой, делал вид, что все прекрасно и причин к разочарованию нет. Да и откуда, почему ему нужно разочаровываться. Наденька добра к нему, любит его. Тотчас же ему вспоминались гости. Сергей Петрович не понимал, почему они приходят в их дом. Человек сдержанный, круг друзей которого достаточно узок, он цепенел от многолюдья, силился понять, как Наденька ухитряется заводить столь обширные знакомства. Можно подумать, что именно этой цели подчинен ее рабочий день. Гости громогласно шутили, по-свойски поругивали «крупномасштабных» начальников, говорили сальности. Сергей Петрович понимал, что в этих застольных перешучиваниях ему отведена какая-то роль. Но вот какая именно? Его тяготила непроясненность своего положения. Последнее время Наденька сильно изменилась. Вряд ли виной тому были только гости, хотя он был готов любую неприятность, ссору и даже Наденькино недомогание объяснить присутствием этих людей в доме. Гости не любили Сергея Петровича, за глаза называли его Сундуком, подтрунивали над Наденькой, говорили, что она мужественная женщина — общение с таким мужем небезопасно — и ей надо «платить за вредность». Наденька приходила в восторг от так называемых хохмочек Игоря Васильевича, Евгения Тимофеевича, закатывалась смехом и называла мужа «букой».

Неизвестно, чем бы кончился странный житейский карнавал, если бы… Впрочем, не будем спешить.

В один из долгих праздников, когда к дням красного календаря удачно присоединились суббота и воскресенье, Решетовы, спровадив благополучно ватагу гостей, пребывали в состоянии утомленном. Полдня еще впереди, а ноги уже не держат. Настроение можно назвать никаким: потерянного дня жаль, а продолжать отдых нет сил. От него устаешь больше, чем от работы.

Приближалось лето, надо было решать, что делать с отпуском. Дача требовала ремонта. Сергей Петрович, отягощенный заботами о даче, стоял на кухне и ждал удобного момента, чтобы начать этот бесперспективный разговор о ремонте.

Прошел дождь, пахло тополиными почками. Балконная дверь чуть приоткрыта, ветер парусит красные портьеры, и они вздрагивают, шевелятся, как приспущенные знамена.

Квартира, оставленная гостями, имела вид растерзанный. Сергей Петрович подавленно разглядывал стол, съехавшую набок скатерть, опрокинутые рюмки с темными разводами вокруг от пролитого вина, окурочный пепел, рассыпанный где попало, что делало стол возмутительно неопрятным. Пол был затоптан так густо, что серединная часть комнаты казалась одноцветно-серой, лишенной паркетного рисунка. Он подумал, что точно такими же глазами видит квартиру Наденька, и фраза, так долго ждавшая своего часа, почти сорвалась с языка: «Представляю, что сейчас творится на даче».

Какой-то миг на додумывание, на улавливание схожести ощущений: ремонта дачи и этого квартирного беспорядка, но… Мы все подвластны привычкам. Наденька опередила его, почувствовав в затянувшемся молчании что-то недоброе, не ко времени, все-таки праздник. Заговорила сама, никак не согласуясь с мыслями Сергея Петровича, заговорила о собаках.

Он отвечал рассеянно. Его мысли заняты другим. Дача требовала больших денег, времени. Ни того, ни другого, по существу, не было. Мысль о продаже, никем не подсказанная, шальная мысль, он гнал ее от себя, неожиданно стала реальной — объявился покупатель. Предлагал приличную цену. Сергей Петрович терзался сомнениями. Со стороны посмотреть — несуразность: сначала суетились, передумывали десятикратно, прежде чем купить, ссорились, мирились. А теперь вот, спустя недолгие годы, продавать. Глупость, конечно. С другой стороны, деньги дают хорошие. Упустишь покупателя, потом кукарекай. Не будь покупателя, не возникни он сам по себе — знал бы точно: надо ремонтировать. А теперь вот мысли те же, а тональность другая. Надо ли ремонтировать?

А Наденька все щебетала. Румянец на щеках ей очень к лицу, выдает волнение. Наденька говорила пылко и уже давно была во власти собственных слов. Сергей Петрович упустил нить Наденькиных рассуждений и никак не мог взять в толк, с какой стати и почему именно сейчас приспичило говорить о собаках. Кружение его собственных мыслей было безостановочно, и ничто иное не могло пробиться сквозь их темную череду.

— Вот незадача, — он бормотанием выдал свое волнение, — продавать или ремонтировать?

Наденька не расслышала его слов, но сочла их логическим ответом на свои рассуждения, всплеснула руками и почти выкрикнула: «Ну это же очевидно, Серж!» Сергей Петрович поморщился, обращение «Серж» его коробило, суть сказанного медленно доходила до сознания.

— Ты удивлен? А почему нет? — не желала успокоиться Наденька. — Собака — друг человека. И у тебя, и у меня будет друг. Смешной и лохматый. Роскошна-ая перспектива. — Наденька с видом победителя подняла большой палец.

— Собаку? — переспросил Сергей Петрович. — Но…

Последовательность размышлений была нарушена. Какое-то время Сергей Петрович привыкал к мысли о собаке.

Собака, дача, гости…

Сергей Петрович потер виски. В сознании выстраивался логический ряд. «Осторожно! Во дворе злая собака». Нет, не то, из другой оперы.

Сейчас он услышит веские аргументы. У Сидецких — доберман-пинчер… У Ляпуновых — тибетский терьер. У Грудикова — овчарка. У Сомовых, Глотовых, Отто… Он и пород этих не знает — мордастые, лохматые.

Сергей Петрович попробовал представить собаку в их квартире. Наденьку с собакой. Себя с Наденькой и собакой. Недавно они смотрели фильм из истории английских королей. Король сидел в тяжелом кресле. Охристый огонь метался в камине. Король дремал. Его сон сторожили три разъевшихся рослых дога. «Пожалуй, это слишком странная ассоциация, — подумал он. — У нас нет камина».