Олег Попцов - И власти плен...

Наденька не щадила себя, называла растяпой, дурой, безмозглой бабой, росомахой. Результат поисков был удручающим — флакон с лекарством пропал. В квартире установилась гнетущая тишина.

Истерика еще не началась, но ее предчувствие витало в воздухе.

Сергей Петрович стоял на кухне, ему показалось странным, что пес никак не реагирует на происходящее. Пес был очень чувствителен к ссорам, малейший разлад действовал на него тягостно. Таффи забирался куда-нибудь под диван, в самый дальний угол, и там дожидался примирения между супругами. На этот раз пес недвижимо лежал на самом виду, чуть закатив глаза. Сергей Петрович прислушался к хрипловатому дыханию, поглядел на белые лапы, они торчали из-под стола, тронул их ногой. Лапы никак не отозвались. Можно было подумать, что кто-то подбросил чучело, и оно безжизненно валяется на полу. Сергей Петрович присел на корточки. Теперь он мог разглядеть глаза собаки: желтые, невероятно круглые, они то закатывались, то сползали набок, и только веко чуть заметно вздрагивало, повторяя порывистое дыхание.

— Надюш, — голос Сергея Петровича внезапно сел, он вынужден был даже постучать в дверь, чтобы привлечь внимание Наденьки. — А пес-то того, сдыхает. — Желал ли Сергей Петрович уточнить свое подозрение, или его слова должны были отвлечь Наденьку от бесцельных переживаний из-за утерянного лекарства, однако тон, которым были произнесены эти слова, был необычен.

Наденька застыла в дверях, посмотрела сначала на Сергея Петровича, затем на кончики белых лап. Брезгливая гримаса скользнула по лицу, вздох получился долгим, безотрадным.

— Господи, — прошептала Наденька. — Это скверная примета.

— Возможно, — машинально согласился Сергей Петрович, он продолжал разглядывать пса. — Наденька, а может, он твое лекарство сожрал?

Иных слов произнесено не было. Все поглотила суета. Кому-то надо было звонить, куда-то ехать, с кем-то советоваться…

В ветеринарной лечебнице их пропустили вне очереди. Рентген не потребовался. Операция заняла не более часа. Уснувшего пса увезли в лазарет.

И до операции, во время нее и много позже, когда врач приводил себя в порядок — мыл руки, лицо, — он все покачивал головой, никак не объясняя своего поведения. Даже в коридоре во время операции были слышны отрывистые команды: «Тампон! Шприц! Еще тампон! Зажим!..» Позвякивали инструменты, слышно было, как кто-то включал и выключал воду, и тиканье настенных часов непривычно громкое, и красное световое табло напряженно предупреждали об операции. И все это непонятным образом вклинивалось в тишину и тоже умещалось во всем этом звуковом наслоении.

Сергей Петрович ждал, старался сосредоточиться, а перед глазами отчетливо виделось невнятное покачивание головой и выражение недоумения на лице врача.

Наденька нервно ходила по коридору, один раз остановилась напротив Сергея Петровича, сказала как бы сама себе: «Неужели он разгрыз крышку?» Не получив ответа, запрокинула голову, было видно, как она обдувает волосы и они колышутся возле лба, у висков. Неожиданно прошептала: «Сумасшествие!» Встряхнула головой, хотелось отмахнуться от навязчивых мыслей, забыть о случившемся.

Суматошно залаяли собаки: кто-то в конце коридора распахнул дверь в изолятор. Наденька обхватила голову руками. И опять стала вышагивать от окна к окну. Шесть шагов — разворот, вздох, заминка, затем следующие шесть шагов. «Сумасшествие!»

Врач не настроен был затевать разговор. На вопрос: «Все ли в порядке?» — ответил неопределенно:

— Пока нормально, а там посмотрим.

— Надо ли приходить?

Врач растопырил пальцы, протянул руки к настольной лампе. В кабинете было холодно, врач старался согреть руки. Свет пронизывал пальцы, они становились прозрачными.

— Вообще не надо. — Так он отвечает каждому, но люди все равно приходят. — К животным не пускаем. Лишние нервные нагрузки.

Как его благодарить? Очень просто. Сказать спасибо и оставить в покое. Он устал. Много ли у него работы? За сегодняшний день шестая операция. Перелом у дога, повреждение челюсти у шотландской овчарки. И вот уже второе извлечение. Много ли чистокровных? Странный вопрос. Врач закрывает глаза, что-то вспоминает или хочет вспомнить. Нет, он не знает. Такого учета они не ведут. Врач встал, дал понять, что разговор окончен. Посмотрел на часы. В самом деле, скоро восемь, пора по домам. А они чего-то мнутся. Странная женщина. И мужчина нескладный, все никак не уведет ее. Сейчас он закурит, и уж тогда они наверняка уйдут. Разве неясно — он устал. Сколько ему? Скоро пятьдесят, пора помудреть. А он, как и прежде, живет иллюзиями. Друзья завидуют, говорят: повезло, ты сохранил непосредственность — это счастье. Он так не считает. Его доверчивость — вечная беда. Неприятности, они случаются у каждого. Просто он более впечатлителен. Вот и сейчас. Какого черта эти двое торчат здесь?

Да, он дежурит сегодня, но это не значит, что они должны мозолить ему глаза всю ночь.

— Еще что-нибудь? — не выдержал, спросил вызывающе, готовый на любую резкость.

— Видите ли, — Наденька уже поняла, на Сергея Петровича рассчитывать не приходится, разговор придется начинать самой. — Вы извлекли предмет, нельзя ли его получить?

Врач поправил очки, стал хмуриться. Он любил полумрак, но сейчас ему показалось, что в комнате слишком светло.

— Пузырек с лекарством?

— Да-да. Очень дефицитное лекарство.

— Возможно. Это уже по части фармацевтов. Я не специалист.

— Да, но, — Наденька обеспокоенно оглянулась на Сергея Петровича, — мне нужно это лекарство. Верните его.

— Извлеченные предметы остаются у нас, — сказал холодно, но тут же, желая смягчить реакцию, добавил: — Портативная выставка. Назидание владельцам животных. Возвращаются только драгоценности.

— При чем здесь выставка? Лекарство очень дефицитное. Я настаиваю…

Извлеченный пузырек, какая в нем ценность? Вернуть и покончить с этой нелепостью раз и навсегда. Но что-то мешает ему поступить именно так. Вызывающий тон женщины, рохля-муж, который боится проронить слово и сейчас стоит как изваяние, только руки время от времени вздрагивают, выдают волнение.

«Во мне просыпаются дурные наклонности», — подумал врач, подумал с сожалением. Не обращая внимания на женщину, вышел в соседнюю комнату. Было слышно, как открывается стеклянный шкаф, позвякивают ключи.

— Вот! — Врач резко стукнул желтоватой бутылочкой о край стола. — Забирайте.

— Но, но… — губы у Наденьки задрожали, — она пустая…

Врач посмотрел на Наденьку, он еще не знал, как отнесется к ее словам, но мысленно уже выговаривал себе за несдержанность. Лицо утратило натянутость, стало очень спокойным.