Олег Попцов - И власти плен...

— Как вас понять?

— Это оброк.

— Что?

— Я говорю: оброк, который мы платим министерству за то, что оно не справляется со своими обязанностями. Современная централизация управления не в состоянии обеспечить эффективного управления производством. Договорные обязательства, договорная дисциплина в своей массе — пока миф. Кстати, четверо из группы обеспечения патронируют предприятия ведомства, где вы не так давно были первым заместителем. Это наши смежники.

— Вот как. А пансионат? Крымский пансионат? Это тоже следствие неэффективного управления?

— Я же сказал, все дело в истолковании фактов.

— В письме сказано: «Помимо пансионата, построено еще шесть закрытых дач». Это верно?

— У нас бывают гости.

— Гости бывают у всех. Эти дачи у вас значатся как профилакторий, лечебный комплекс.

— Отдых — сам по себе лечение. Лечение во время отпуска.

— А то, что на этих дачах проживают посторонние люди, — вас это не беспокоит?

— Нет. Человек, не получивший путевку в пансионат на берегу моря, склонен считать посторонними всех, кто ее получил. Авторы писем и я по-разному трактуем понятие «посторонние».

— Интересная мысль. Какое положение там сейчас?

— Видимо, такое же, как и было.

— Но вам же рекомендовали объединить эти дачи с пансионатом.

— Мы обсудили эту рекомендацию. Она нам показалась неразумной. Формально дачи и есть пансионат, они и пронумерованы, как корпуса пансионата, но мы считаем, что определенная обособленность должна быть сохранена.

— У вас, что же, там свой пищеблок?

— Нет, пищеблок общий, кухни разные.

— Вот как! Труба пониже и дым пожиже. И вы считаете это правильным?

— В общем, да. Гости все-таки.

— Послушайте, Антон Витальевич. — Новый оттопырил губы, причмокивающий звук выразил нечто похожее на досаду. — Это все серьезно или вы меня дурачите?

— Помилуйте, как можно?

— Значит, серьезно. Вы действительно нестандартный человек. Мой предшественник вам, видимо, многое прощал.

Новый чиркнул спичкой, она вспыхнула. Он подождал, когда она догорит до конца.

— Вседозволенность развращает. Вы не согласны?

— Согласен. Я тоже противник вседозволенности.

— Даже так? Это хорошо. Хоть какая-то общность.

— Я вам помог?

— Простите, не понял?

— Вы просили о помощи. Я старался выполнить вашу просьбу.

— Ах, это! Да, пожалуй. Вы мне помогли. Теперь я реально представляю, кто такой Метельников.

— В таком случае…

— Не торопитесь, у нас в запасе еще минут двадцать пять. Ведь вас ждут к девятнадцати? Это только половина разговора. И притом половина не главная. Согласитесь, вы ждали другого? Слухи доходят даже сюда, в этот кабинет.

— Я ничего не ждал. И уж тем более сегодняшней беседы.

— На эту тему мы уже говорили. У меня такой вопрос: вот вы пятнадцать лет уже генеральный директор. Это серьезный срок. Не надоело?

— Человек определяет объем и характер своей работы сам. Должности одинаковые, но один зашивается, а другой томится бездельем. Я предпочитаю первое. Ваш предшественник сказал однажды: «Чтобы хорошо работать, надо много работать», Он прав.

Однако это странно, он, кажется, собирается сделать мне предложение.

А все, что было до этого… Зачем понадобилось ворошить пепел? Или это стиль? Сначала сломать, а затем явиться в облике ангела-спасителя?.. Я казню, я и милую? Не стану спешить с ответом. Скажу: надо подумать. Все истинное созидается вопреки — это уже для себя, как заповедь.

Я так и не сумел добиться, чтобы наверху мне помогали. Дармотов выслушивал мои жалобы, смеялся. «Тебя не понимают, это естественно: ты хочешь быть первым. Тебе не помогают, это тоже естественно: ты хочешь, чтобы тебя считали сильным. На твоем месте я желал бы одного: чтобы тебе не мешали. Для этого готов употребить и свою власть, и свое влияние. Большего обещать не могу». Прежний знал об отношении Дармотова к истории с письмами, потому и решил поставить точку. «Забыто, — сказал Прежний и хлопнул ладонью по папке. — Мне помнить ни к чему, но ты учти: у зла память длинная, у добра короткая».

Новый привычно держал паузу. Пауза была необходима.

Я ему дал понять, подытоживал Новый, что прозорливость, которой мы тешим себя, призрачна. Он озадачен, это не во вред. Привыкший побеждать не умеет проигрывать. В сущности, мне наплевать на эти бумаги, но они оказались в сейфе, и я ими воспользовался, мне кажется, удачно. Он справится с главком, в этом нет сомнений. И я мог бы ему предложить главк. Я сам назвал его фамилию в разговоре с Голутвиным. Теперь рассудим здраво: сказав «а», следует ли говорить «б»? Я назвал его фамилию, молва истолковала этот факт однозначно: Метельников — реальный кандидат на выдвижение. Предполагалось, что двинется вся цепочка: Дармотов, Голутвин, а затем Метельников. Обстоятельства изменились, Дармотова нет, Голутвина я отправляю на пенсию. Остается Метельников. В своем объединении он царь и бог. Таких единицы. Они все на виду. Тут я не точен: у в с е х на виду.

Допустим, он получает главк. Масштабы — больше, самостоятельности — меньше. Другое качественное состояние. Один из… Да-да, один из девяти начальников главков. Метельников не станет другим. Потребность к самостоятельности у него в крови. Я слышал о нем достаточно: неуправляемый человек. Поинтересовался: почему неуправляемый? Разъяснили: потому что яркий, самостоятельный. Круг замкнулся. Вопрос: если сказал «а», каким должно быть «б»?

— Скажите, а почему вас считают неуправляемым?

Метельников резко вскинул голову. Все то же: ничего не выражающий взгляд.

— Чтобы ответить, я должен поинтересоваться: кто считает? Скорее всего фамилии этих людей вы мне не назовете. Да и с какой стати? Вы руководитель ведомства, я ваш подчиненный. Это как в истории с путевками.

— С какими путевками?

— Я имею в виду крымский пансионат. В управлении, где механизм управления разлажен, все, что не подчиняется этой разлаженности, принято считать неуправляемым.

— Антон Витальевич, не будем затягивать разговор. У нас есть намерение предложить вам возглавить участок работы чрезвычайной важности…

Новый опять сделал паузу. Метельников потер руки, ему показалось, что он замерз.

— …Машиностроительный комплекс в городе Марчевске.

Пустота образовалась внезапно, и дух захватило, словно кто-то заставил его склониться над разверзшейся бездной. Извне, откуда-то издалека, возвращалось ощущение реального. Он переспросил:

— Марчевск? Позвольте, я не собираюсь ехать ни в какой Марчевск! Да и не могу. — Он еще не собрался с мыслями, говорил первое, что пришло в голову. Наверное, он был даже смешон в своем раздражении. — Марчевск, где это? Нет-нет.

— Да вы успокойтесь. Все вы знаете: и где Марчевск, и что это такое. Ну, если хотите, могу уточнить. Это будет наш крупнейший завод. Он уже сейчас дает продукции на двести миллионов в год. А будет вчетверо больше. Это гигант. Вы же сами начинали строить его. Ваши люди монтировали новые линии, а говорите, не знаете.