Михаил Садовяну - Новелла современной Румынии

И все-таки он надеялся… или, вернее говоря, ему не верилось, что ему может когда-нибудь не повезти.

Мысленно он перечислял все свои победы. Вот только с поймой Вырнава вышло не совсем ладно, на нее не удалось наложить лапу, пришлось бросить реке на съедение… А во всем остальном всегда только победы и победы, сплошные победы. Как же может не удаться то, что он теперь задумал? «Быть этого не может!» — твердил про себя председатель, но где-то в глубине души его терзал страх. Ему то и дело чудилось, что он слышит отдаленнее раскаты грома. А Симеон как раз собрался в Бухарест. «Ладно, посмотрим что можно будет сделать», — раздумывал Многоземельный.

Но неожиданно произошло настоящее чудо, иначе и не назовешь. Симеон чинил провода, и телеграфный столб, на который он влез, рухнул вместе с ним. У Симеона переломаны кости: нога, рука, ребра, — и его тут же перевезли в Арад, так что в Бухарест он не попал.

— Ты, Симеон, смотри, слишком уж много болтаешь. Снова прешь в Бухарест, вместе с Финикой козни всякие строишь. Поберегись… — сказал ему Многоземельный за несколько дней до общего собрания.

— Всех вас я не боюсь ни столечко! — отмахнулся Симеон. — Вы думаете, никто не знает, что затеваете вы, Здрынгэлэу и другие?

— Поберегись, Симеон, уймись! Больше я тебе ничего не скажу. Уймись, а то худо будет тебе! У вашей родни здесь в селе одни враги, а про твоего брата из Бухареста знаешь, что говорят?.. Все беды от него…

— Так вы сами и говорите… Вы, Здрынгэлэу, Влад да тот, что в лесу прячется…

— Я? Я член партии… Ты со мной не смей так разговаривать! И сиди себе смирно, не шастай то и дело в Бухарест.

— Это уж мое дело.

— Только потом не плачь… — пригрозил напоследок Многоземельный, но слова Симеона о том кто «прячется в лесу», так и впились ему в сердце. Видать, Симеон разнюхал и это дело. Но как это ему удалось? Было темно, лил дождь, и никто не видел Влада и того, «из лесу», когда они вышли из дома Многоземельного. А вдобавок было уже поздно — за полночь. Правда, он, Многоземельный, их не провожал, погода была слишком уж ненастная, но Влад, верно, позаботился, чтобы их никто не увидел… Но ежели Симеон знает, то срочно надо принять меры и прекратить дальнейшую болтовню.

Велика была радость Многоземельного, когда за два дня перед общим собранием он узнал, что с Симеоном стряслось такое несчастье. Правда, Тоадеру он лицемерно сказал:

— Вот несчастный! Жаль его, жаль. В телефонном деле он хорошо разбирался. Только что поделаешь? Весь день навеселе, весь день красный от вина… А все-таки жаль его…

Пинте же он сказал другое:

— Вот это здорово! Лучше и не могло быть! Вот видишь, все налаживается, словно кто-то нарочно устраивает…

— Слава богу. Хорошо, что так вышло. Здесь-то, на месте, мы уж выкрутимся. С Бухарестом труднее дело иметь…

Позже я узнал, как все это произошло. Симеон только что пришел домой после трудного дня работы под дождем и в грязи. Он едва успел сесть за стол и съесть тарелку картофельной похлебки, как пришли с почты и сказали ему, что телефонные провода порваны, где-то ниже по течению реки. «Будь они прокляты, эти провода!» — выругался в сердцах Симеон, вновь схватил свой сундучок с инструментами и отправился разыскивать место разрыва. Прошел час, другой, третий, уже ночь наступила, а его все нет и нет.

— Куда это запропастился твой муж? — встревоженно спросила Финика золовку, которая пришивала пуговицы к синей рубахе Симеона. — Сходи-ка ты, Антон, в корчму, погляди, нет ли его там, — попросила она мужа.

Антон пошел и очень скоро вернулся. В корчме Симеона нет, там только Гиоака и Многоземельный. Ругаются из-за леса, что рос на пойме. Многоземельный говорит, что правильно сделал тот, кто его вырубил.

Теперь и жена Симеона забеспокоилась, а что делать — ума не приложит.

— Может, пойти на почту, там спросить? — сказала она.

— Незачем тебе ходить, Антон сбегает.

На почте Антону сказали, что Симеон позвонил с дороги, нашел, мол, место разрыва, закончит работу не скоро. — Только странно, — добавил дежурный, — что с тех пор от него ни слуху ни духу. Прошло уж два часа…

— Видать, что-то случилось, иначе быть не может, — закончил Антон. — Я лучше пойду поищу его, своими глазами увижу.

— И мы пойдем! — вскинулись обе женщины.

По дороге они встретили Гиоаку. От него несло цуйкой.

— Я вышел после ужина и повстречался с Многоземельным. Теперь моя Анна задаст мне жару. А вы куда собрались на ночь глядя?

— Симеон домой не возвратился.

— Как так? Уж не случилось ли что с ним?! Пойду-ка и я с вами! — испугался Гиоака.

Не теряя времени, они пошли по середине улицы и, выйдя за околицу, прошагали еще километра два-три.

Дождь уже перестал, но дорогу совсем развезло — сплошные лужи и колдобины, да и темень была такая, что зги не видать. В пути никого. Антон освещал фонариком все телеграфные столбы и прислушивался к каждому шороху.

— Здесь! Видно, здесь он работал! — вдруг вскрикнул Гиоака. Он споткнулся о валяющиеся телефонные провода и упал.

Однако вокруг по-прежнему царило молчание, дорога была пустынна, а до соседнего села предстояло пройти еще километров пять. По обеим сторонам дороги высились старые акации. Так шли они ощупью от одного столба к другому, на каждом шагу останавливаясь и прислушиваясь.

— Тише! Стонет кто-то! — вдруг шепнула Финика.

— Он! — вскрикнула София, жена Симеона, и они побежали к столбу, рухнувшему не на дорогу, а прямо на поле. Теперь стон раздавался совсем рядом, и они увидели, что Симеон лежит под столбом. Гиоака и Антон с большим трудом распутали ремень, которым Симеон привязал себя к столбу, приподняли столб, вытащили Симеона, на руках перенесли его и положили на обочину дороги. Женщины причитали, но Симеон не пришел в себя. Он лежал без сознания и только стонал.

— Я сбегаю в деревню за подводой, — предложил Гиоака.

— Привези и врача! — крикнул Антон.

— Ладно, ладно! — отозвался Гиоака, убегая в темноту.

В тусклом свете фонарика оставшиеся увидели, что не только лицо Симеона залито кровью, но и вся грудь намокла от крови, текущей изо рта. Нога и рука — переломаны. Никто не знал, что предпринять, никому еще не приходилось иметь дело с такими страшными увечьями. Испуганные и беспомощные, склонились они над Симеоном, прислушиваясь к его стонам. Наконец послышался шум подъезжающей повозки. Тучи, пролившиеся дождем, начали рассеиваться. Красноватый серп месяца опустился над холмами, словно вонзив свое острие в черную вершину самого высокого из них. Повозка остановилась, и из нее вышли врач, секретарь парторганизации, милиционер и еще двое мужчин. Врач наклонился над Симеоном, попытался привести его в чувство и тут же убедился, что при падении со столба он сильно разбил голову..