Михаил Садовяну - Новелла современной Румынии

На суде присяжные, все до одного румыны, под впечатлением речи адвоката, который три часа говорил не об убийстве, а о «тысячелетней вражде между румынами и захватчиками-венграми», нашли для Иона Кирилэ смягчающие обстоятельства — и убийца был приговорен к трем годам тюрьмы.

Через три года Ион Кирилэ вернулся домой. Его измучили угрызения совести и неотвязные черные мысли. Сойдя с поезда в Делурень, он неуверенно побрел в село, ничуть не радуясь, что он на свободе и вскоре снова увидит родное село и свой дом. По дороге к Мурешу, через который надо было переправляться на пароме, навстречу Иону вышли с кукурузного поля Пал и Альберт Ковачи — родной и двоюродный братья убитого. На вопли Иона прибежали с межи люди, но уже ничего нельзя было поделать, — его зарезали. Это произошло 30 июня 1928 года. В ту же ночь пятеро братьев и родственников Иона Кирилэ вломились в дом Пала Ковача. Палу удалось убежать, но его жена Анна и двое детей были избиты до полусмерти, а дом подожжен. Затем Кирилэ направились к дому Альберта Ковача. Тот поджидал их у ворот вместе со своей родней, все они были вооружены вилами и ножами. Завязалась драка, из которой никто не вышел без двух-трех серьезных ран, а Альберту Ковачу отрезали правое ухо, разорвали ноздри и выбили семь зубов. За предумышленное убийство Пал и Альберт Ковачи пробыли на каторге пятнадцать лет и вышли на свободу в 1943 году. Ни тому ни другому еще не минуло сорока пяти, но выглядели они стариками, — желтые, сгорбленные, седые. В пограничном пункте Видрасэу Ковачей передали венгерским властям, которые приняли их, как героев.

Вернувшись в Кэрпиниш, они не нашли там никого из мужчин рода Кирилэ, которые в свое время просидели в тюрьме лишь несколько месяцев за поджог. Одни ушли на фронт, другие бежали на юг Трансильвании. Семье Ковачей пришлось отложить мщение.

В 1945 году в Кэрпинише было спокойно. Все вернулись к своим занятиям, пахали и сеяли, по воскресеньям ходили в церковь, потом выпить в корчме и поплясать. Но плясали и пили врозь — венгры в одном месте, румыны в другом. Встречались они только на собраниях, на которых решали, как разделить земли графа Кэрпинишан де Корошпатак. Рукопашной больше не затевали и при встрече не обходили друг друга издали, но глядели угрюмо и не находили и даже не искали поводов для сближения. Они не могли забыть пролитую кровь, однако не имели охоты проливать ее снова.

Однажды вечером сын убитого на берегу Муреша, Ион Кирилэ, парень двадцати одного года, подошел к Марике, младшей дочери Альберта Ковача, того самого, которому разорвали ноздри, — и позвал ее прогуляться.

Стояла весна, цвела черемуха, в садах слышался свист дроздов; девушке было семнадцать лет.

Марика не задумываясь пошла рядом с парнем. Она часто видела, как он проходит по улице, и запомнила его горделивую осанку. Держась за руки и почти не разговаривая, вышли они из села, направляясь к ореховой роще у подножья холма. Они гуляли час или два, потом вернулись, все так же молча и торжественно, словно думая только о том, как быстро пролетели эти минуты. Ион насупился; его волосы были взъерошены. Марика, смотревшая на его освещенный луной профиль, подумала: «А он — парень ничего. Ему очень идут растрепанные волосы», — и тихонько засмеялась. Услыша этот смех, парень внезапно обнял ее и поцеловал в губы. Девушке стало больно от этого бешеного поцелуя, и она оттолкнула парня, шепнув: «Сумасшедший, еще кто увидит нас».

— Не увидит, — тяжело дыша, пробормотал он, потом взял ее за руку, повел в укромное место, и там, сидя на траве, они вдоволь нацеловались.

Им казалось, что их тайная любовь будет вечной. Они гордились, что открыли такую бескрайнюю радость, и не могли ею насытиться, позабыв обо всех на свете, ни о чем не помышляя.

В сентябре они поняли, что не смогут долго скрывать свою любовь. Однажды вечером девушка призналась парню, и в ее шепоте слышались и страх и радость. Ион сдвинул шляпу на затылок и, вскочив на ноги, самоуверенно закричал:

— Я иду говорить с твоим отцом.

— Нет! — испуганно вскрикнула девушка. — Только не с отцом! Поговори с матушкой.

— Как же мне говорить с твоей матушкой? Она — женщина.

— Нет, нет! Не надо с отцом! Он рассердится и не отдаст меня.

— Отдаст!

Ион Кирилэ застал Альберта Ковача за столом. Тот сидел один и ел копченое свиное сало с луком. Лицо его было изуродовано ударами ножа, разрубленный надвое нос прилип между щеками как блин, густые седые волосы прикрывали висок, но все-таки было заметно, что уха нет. Зубы у Альберта все выпали, и он, точно дряхлый старик, с трудом жевал деснами.

Он удивленно посмотрел на парня и, не ответив на приветствие, грубо спросил:

— Тебе чего?

— У меня к вам разговор.

— Какой у нас с тобой может быть разговор?

— Ну, это так просто не скажешь…

— Говори, мне недосуг…

Ковач продолжал жевать, не предложив, вопреки обычаю, парню тоже сесть за стол. Он подумал: «Похож, дьявол, на своего отца», — и почувствовал, как по его телу пробежала горячая обессиливающая волна.

Ион стоял с шляпой в руках у двери и молчал, от волнения глотая слюну.

— Говори же!

Парень вздрогнул и сказал быстро и отчетливо:

— Отдайте за меня дочь.

— Какую дочь?

— Марику.

Альберт оторопело глянул на него. Казалось, он не понимает. Измерил Иона взглядом с головы до ног.

— Не отдам! — вполголоса, угрожающе произнес он. — Ступай себе подобру-поздорову и не мешай мне есть.

— Надо отдать. Марике я нравлюсь.

— Почем ты знаешь?

— Знаю! — Парень шагнул к столу. Он улыбался гордо, чуть бесстыдно. Очевидно, Альберт понял: он весь побелел и вскочил с криком:

— Почем ты знаешь?

— Нам нужно скорее пожениться, покамест живот у нее не слишком вырос.

— А?!

— Вот так!

Альберт бросился на Иона и неожиданно ударил его кулаком в ухо. Парень покачнулся, поднял руку, чтобы защититься, но было уже поздно, второй удар пришелся ему в переносицу. Он насилу открыл дверь и побежал не разбирая дороги, а вслед за ним тяжело топотал Альберт.

Марика и ее мать, помертвевшие от страха, выглядывали из сеней.

Альберт. Ковач увидел их, остановился и спросил девушку:

— Понесла?

— Понесла, — трепеща, ответила она.

— Вот как? — обезумев, заорал он, схватил ее за руку, поволок в комнату и бил, пока сам не изнемог. Пинал сапогами в живот, молотил кулаками по голове и до хрипоты кричал:

— Вот тебе! Вот!

Девушка вскоре потеряла сознание и свалилась На пол. Когда Ковач увидел у ног дочери лужу крови, он пошел в трактир и напился пьяным, решив отыскать и убить Иона Кирилэ, так же как убил его отца.

Марику спешно увезли в Регин, в больницу, и там сделали ей операцию. Ребенок погиб, а она семь суток находилась между жизнью и смертью. Когда она через месяц вернулась в село, то узнала, что в ту же ночь Ион через окно влез к ним в дом и заколол прямо в сердце крепко спавшего после выпивки Альберта, а затем по шел и отдался в руки жандармам, заявив, что убил Ковача за то, что тот жестоко избил дочь, и неизвестно, выживет ли она. Его приговорили к десяти годам каторги.