Лора Докрилл - Широкая кость

Поэтому я радуюсь, увидев эти коробки. Они громоздятся на кухонном столе, а у входной двери стоят двенадцать поношенных кроссовок и видавших виды роликов в наклейках. Значит, это Дав заказала пиццу. Пришли ее дружки по фри-рану и паркуру. Едят пиццу, пьют газировку из банок и смеются. Пытаются прояснить ситуацию. Кучка жилистых, прыщавых, грязных мальчишек с черными обкусанными ногтями и треснувшими экранами мобильников. Они фыркают, смущаются, принимают нелепые позы и не знают, куда девать руки, когда не едят и не пьют.

Они вывозят Дав в сад и по очереди плюхаются к ней на колени, чтобы прокатиться по внутреннему двору. Быть и Небыть с гавканьем носятся вокруг и пытаются облизать жирные пальцы мальчишек. Пацаны царапают на гипсе Дав свои неудобочитаемые каракули. Один из ребят, Флориан, называет себя «Гангстер гетто»; он самый «упакованный» мальчишка, какого я только знаю, – я видела их дом, а его джемпер стоит столько, сколько весь мой гардероб. А кличка, вероятно, хохмы ради.

– Не хочешь пиццы, Биби? – спрашивает мама.

Я качаю головой. Нет, я ничего не хочу. На самом деле в первый раз хочется что-нибудь съесть – наверное, то печенье что-то во мне изменило. Но я же знаю этих мальчишек – они готовы сожрать всю пиццу на свете, пока ее запасы не иссякнут. И не хочу у них на глазах поедать то, что по праву принадлежит им. Не надо мне такого. Некоторые думают, что толстяки никогда не бывают голодны, что их запаса подкожного жира хватает на всю жизнь. Как будто мы можем откусывать от себя по кусочку, как от персика.

Мы смотрим, как Дав хохочет в саду, слышим пронзительный голос. Мальчишки теснятся вокруг нее, будто она королева.

– Они чувствуют ответственность, – говорит мама. – Думают, будто это они во всем виноваты.

– Они не виноваты, – ворчу я, – я ведь знаю, какая Дав упрямая и решительная. Если вздумала прыгнуть, значит, прыгнет.

– Знаю, они ведь это проделывают всей шайкой. Надеюсь, теперь будут осторожнее, занимаясь этим своим паркуром… Это для них предупредительный звонок. Жаль только, что именно моя дочка должна была стать стоп-сигналом. – Мама трет глаза. – Я ведь была уверена, что они просто прыгают с заборов и лазают по деревьям, понимаешь? Думала, что ей гораздо полезнее свободно носиться по улицам с ребятами, чем сидеть в этом чертовом интернете и накачиваться дурацкими сплетнями или переписываться с каким-нибудь маньяком-убийцей. А так, думала я, худшее, что может случиться, – это пара разбитых коленок… я никогда… – Она снова качает головой и хватается за грудь. – Я никогда не разрешила бы ей этого, если бы понимала, что это опасно, что это не просто детские шалости. – Она гладит меня по волосам.

– Хорошо, что у нее такая старшая сестра, как ты. Ты ведь авторитет, знаешь?

Знаю. Мне хочется сказать: «Это я виновата. Это я ей велела быть храброй».

Как я посмела сказать Дав, чтобы она была храброй? Мне самой не хватает храбрости даже на то, чтобы пойти в спортзал.

– Да, кстати… – Мама выводит меня из задумчивости. – Ведь на этой неделе ты получишь результаты экзаменов?

Точно. Я пишу Камилле: «Привет… время есть?»

Мы встречаемся с Камиллой в «Одеоне».

– Соленый или сладкий? Соленый или сладкий, вот в чем вопрос!

– Ты говоришь, как мой папа, – сердито отвечаю я.

– Ясное дело, разве не в этом фишка? Да что с тобой? Мы же всегда так говорим.

– Ах, да, извини.

– Соленый или сладкий?

– Что?

– Попкорн, ты, булка калорийная.

– Я не люблю калорийных булок.

– Да ты что?

– Извини. Любой. Какой захочешь.

– Знаешь ли, я не обедала, потому что кое-кто дал мне пять секунд на сборы, так что я помираю с голоду и просаживаю здесь буквально все свои деньги. Я беру один большой, и еще «Мальтийский», и «Менестрель», а пить буду вон ту синюю воду. Ты когда-нибудь ела тут начос? Соус какой-то желтушный. – Камилла смотрит в меню. Весь кинотеатр пропах попкорном. А еще теплым светом и предвкушением. Мы иногда ходим в кино, чтобы сменить обстановку. Чтобы сесть в кресло и отбыть в неизвестность.

В кино продают попкорн, наверное, потому, что это бесшумная еда. Чипсы и крекеры слишком громко хрустят, поэтому люди и придумали попкорн.

– Результаты экзаменов объявят в четверг, – говорит Камилла.

– Я не приду.

– Что-о?

– Я не приду.

– Не чуди.

– Это не называется чудить, куча народу не приходит за результатами. Те, что катаются на лыжах во Франции или еще где-нибудь, их просто нет на месте.

– Да, но они-то наверняка знают, что сдали хорошо, небось ходили на дополнительные занятия и вообще.

– У Руби, девчонки из нашего класса, как раз день рождения – что ж, думаешь она припрется в школу за результатами? Как бы не так.

– Почему бы и нет, если результаты хорошие? – уперлась Камилла. Хамство с ее стороны. Камешек в мой огород.

– Ну может быть. Хотя вообще не понимаю, как можно собственную днюху тратить на школу.

– Все равно же результаты пришлют по почте. Никуда от них не денешься.

– Ну и пусть присылают. – Я понимаю, что вредничаю и упрямлюсь. Почему-то никак не могу выйти из этого состояния.

Камилла снова изучает меня.

– Помираю с голоду, – ноет она. – По дороге я жевала жвачку, и это навело мой желудок на мысль о бифштексе с картошкой. – Я молчу. – И глаза накрасить не успела, так что похожа теперь на слепого крота.

– Вовсе не похожа, – возражаю я, пытаясь говорить нормально и дружелюбно.

– Да вылитая, и даже линзы не могу надеть. В кино приходится надевать очки, как последнему ботанику.

Нет, это я плохо придумала. Общение дается мне с трудом. Зря я ее позвала. Типа «ничего же страшного не случилось», так побудем в выдуманном царстве кино. Ну а что было делать? Только об этом и говорить? Все время? Вообще-то я терпеть не могу научно-фантастические фильмы. Идиоты-актеры носятся по металлическим платформам и трубам и тараторят на выдуманном космическом жаргоне, абсолютно тарабарском. И я ни на минуту не могу забыть, что они в павильоне. Когда вижу «космические» кадры, не могу отделаться от мысли, что снималось это в обитом фольгой коридоре киностудии где-нибудь в Суиндоне. И почему мне сегодня так хреново?

– Соленый и сладкий, пожалуйста.

– Ты же вроде не любишь фантастику.

– Мне хотелось уйти из дома.

– А, понятно. Хочу навестить Дав. Когда будет можно?

– Я тебе скажу.

– Ты все время так говоришь. Она что, не хочет никого видеть?

– Хочет, – буркаю я. У Камиллы обиженный вид. Она растерянно говорит:

– Ну не буду спрашивать. Просто скажи ей, что я могу прийти, как только она будет готова.

– Дав будет очень рада тебя видеть.

– Я думаю, она могла бы пойти сегодня с нами. Она же любит кино, вот и сходили бы все вместе.