Васил Попов - Корни [Хроника одного села]

— Да о нашей, — сказала Анна Гунчовская, нетерпеливо толкнув в бок соседку.

— Ах, о нашей! Так бы и говорил, — подхватили несколько старух.

— О ней пойдет речь, — продолжал Лесовик, роясь в мозгах и выискивая на дне своей черепушки хоть какую-нибудь цитату или другую спасительную фразу. Но ничего не нашел и, разозлившись на свою память и на свой конспект, отодвинул тетрадь в сторону. Он решил снова идти напрямик. — Спрашивается, в каком обществе вы живете, что позволяете себе ходить в церковь… без попа, без службы — как какие-то фанатики и язычники! А? В каком?

— Да не нужна нам церковная служба, не нужен батюшка! — закричали в один голос старухи.

Лесовик поднялся, хлопнул по столу ладонью и гаркнул:

— Никто и не собирается приглашать вам попа!

Они притихли, озадаченные, а бабка Велика сказала:

— Так бы и сказал, Лесовик, неужто нельзя все уладить по-людски?

— Я так и говорю. О попе и думать забудьте, не о нем речь.

— Тогда о чем же? — спросила бабка Ралка, Ивана Пенчова.

— О религии вам говорят! Об идеологии, о мировоззрении, о научном мышлении, о прогрессе вообще и в частности.

Бабки на скамейках уселись поплотнее, ошеломленные таким количеством того, о чем Лесовик поведет речь. Бабка Анна Гунчовская хотела было переспросить, о чем же точно, но Лесовик, уловив паузу, продолжил:

— Мы кто — представители нового общества или нет? Мы за религию или против? Понять вас не могу. Вы утверждаете, что батюшка вам не нужен, а сами в церковь ходите и свечи ставите…

— Не нужен, — твердо сказала бабка Анна Гунчовская и поднялась со скамьи, но бабка Велика Йорданчина дернула ее за юбку.

— Это я усвоил, — продолжал Лесовик. — А вот ответьте, зачем вы ходите в церковь и зачем ставите свечки?

— Всю жизнь ходили, — сказала бабка Велика, — и будем ходить. Нам там хорошо. Эту церковь мы сами для себя построили. Мы туда и приодеться можем, как на праздник, и постоять там, помолчать, и свечку зажечь и поставить за тех, кто помер, и поплакать, если есть о чем поплакать. Куда же нам еще ходить? Ты, Лесовик, от церкви нас не отваживай. — И она добавила твердо: — Ты же сам, когда ее строили, привез три телеги бревен, а бабка твоя две пендары и один наполеондор дала на позолоту.

— Верно, — подтвердила бабка Черна, мать Ивана Стоянова, — я видела, как она их отдавала.

— И я видела, — подтвердила бабка Петра Кустовская, — своими глазами. — Тогда я помоложе была, хорошо видела, не то что нонче, когда и нитку-то в иголку не могу вдеть.

Смущенный таким свидетельством, Лесовик нахмурился, пожал плечами и, чтобы свалить ответственность на прошлое, сказал:

— Верно, я привез три телеги бревен, и бабка моя дала три золотые монеты… Только тогда времена были другие.

— Какие же? — спросила бабка Анна Гунчовская и, снова встав со скамьи, подбоченилась.

— Другие, — повторил Лесовик. — Мы были темные и не знали передовой науки.

— Да мы и сейчас темные, — сказала бабка Велика Йорданчина, — нам не нужна наука, Лесовик! Кому надо, пусть едет в город. Там, куда ни сунься, одна наука, не продохнуть. Кто по ней сохнет, пусть себе едет, а мы жили темными, темными и помрем.

— Не будет по-вашему! — возмущенно крикнул Лесовик, выйдя из себя. — Не дам я вам помереть незрячими, погрязшими в невежестве и суеверии! Не для того мы сражались, гнили в застенках и партизанили, чтобы теперь не просвещать свой народ, не открывать ему глаза на новую светлую жизнь! Люди в космос полетели, скоро на Луну и Юпитер ступят, а вы в церковь ходите, свечи ставите… Кого вы ждете? А?!

— Никого не ждем, — сказала спокойно бабка Черна, мать Ивана Стоянова. — Никого мы не ждем, Лесовик. Раньше ждали батюшку, чтобы он начал и кончил службу, а теперь никого не ждем и в церкви сами моем и убираем…

— Вот те крест, сами, — прервала ее бабка Ралка — Ивана Пенчова, — и пыль вытираем с престола и с алтаря, чтоб коллективная собственность не пришла в запустение. По очереди ходим исполнять свой долг. Ты б посмотрел, как все внутри сияет, будто новое. Такой церкви ни в одном другом селе нету.

— Нету! — подтвердили бабки хором и гордо вытерли рты черными платочками.

— Знаю я, кого вы ждете, кому вы молитесь, — сказал Лесовик, будто не слышал их слов. — Господа бога ждете, ему молитесь! Только бога нет, истинную правду вам говорю!

Старухи заморгали, почувствовав, что сейчас-то и начнется генеральное сражение.

— Откуда ты знаешь, Лесовик? — спросила бабка Анна Гунчовская.

— Знаю! — подскочил Лесовик. — Наукой доказано! Весь мир это знает, все прогрессивное человечество. Религия — пережиток, ее выдумали, она опиум для народа, современная наука ее отметает в общем и частном, как… ан-ти-на-уч-ну-ю! — Он выделил последнее слово, радуясь про себя своей находчивости.

— Слушай, Лесовик, — миролюбиво сказала бабка Велика Йорданчина, — с каких это пор ты разбираешься в науке?

— Разбираюсь! — ответил он, блеснув глазами. — Читаю, самообразовываюсь, пытаюсь разобраться во всем новом. А вам бы только попов слушать…

— Да не хотим мы их слушать. Мы же сказали, что поп нам не нужен! — снова загалдели старухи.

— Послушай, Лесовик, — сказала Анна Гунчовская, — может, бога и нет. А может, и есть. Никто его не видел и точно сказать не может. Ты, например, видел?

— Нет, не видел, — ответил он. — Потому и утверждаю, что его нет.

— А раз не видел, нечего и утверждать! — возмущенно закричала Анна Гунчовская. — Я тебе говорю, что есть!

— А могу я поинтересоваться, где он? — ехидно спросил Лесовик.

— Везде, — сказала Анна Гунчовская, — никто не знает, когда он является и когда исчезает. Может, аист, что столько лет воевал с причетником, тоже бог. Никто этого не знает. Или муха, вот там на стекле, — бог… Сидит и слушает, о чем мы здесь с тобой препираемся… А стекло-то грязное… Если вам в клубе окна помыть некому, так хоть бы меня позвали, я бы здесь чистоту навела… кричишь, будто бога нет, и несешь разную околесицу, да еще вдобавок батюшку навязываешь.

— Никакого батюшки я вам не навязываю! — заорал Лесовик. — Только его мне не хватало!

— То-то же, то-то же! — закивали успокоенно старухи.

— Не приглашай ты к нам батюшку, Лесовик, — добавила Петра Кустовская. — Мы и сами, без него, управляемся. Подметаем, пыль стираем. Если хочешь, мы и клуб можем убирать, все по очереди. Посмотри, как нас, старух, много!

— Много нас! — подтвердила бабка Дамяница, маленькая старушка с живыми добрыми глазками и носиком пуговкой, как у ребятенка. — Мы со всем управимся. Мы уже новые льняные рубахи приготовили для погребения. Раз наука того требует, мы сами друг дружку, без батюшки, хоронить будем. С отпеванием, без отпевания — все едино!