Алан Холлингхерст - Библиотека плавательного бассейна

Мы зашли в часть зала, отгороженную аквариумом, с удобными скамьями вдоль стен, очень низкими, со столиками по колено, уставленными пивными стаканами. Оттуда, где мы сели, сквозь аквариум открывался несколько искаженный вид на танцплощадку: сбоку на поверхность воды непрерывно поднимались пузырьки воздуха, а крошечные рыбки — казалось, что нервно — метались из стороны в сторону, когда толстое стекло сотрясалось от музыки. Дно аквариума находилось на уровне глаз и лежало перед нами, точно миниатюрный ландшафт: живописные скалы, возвышающиеся над розовато-коричневым песком, и розовый домик, похожий на вокзал в какой-нибудь французской деревушке, с зияющими провалами дверей и окон, куда рыбки никогда не соизволят заплыть. При взгляде снизу на поверхности виднелись отблески мягкого света ламп, из-за которого вода казалась неестественно густой, как ликер. Сквозь эту оцепенелую, замедляющую движение среду было видно, как кружатся, трясутся и подпрыгивают танцующие, удивительно проворные и разобщенные.

— Всё нормально, милый?

Фил кивнул.

— Чертовски жарко, — сказал он, проведя рукой по груди и животу, а потом изумленно посмотрев на ладонь

Это был один из тех случаев, когда я не знал, что и сказать ему: мы сидели рядышком, развалясь, и хлестали пиво. А пиво там хранили настолько охлажденным, что стаканы сразу запотевали, делаясь скользкими от собственного холодного, влажного налета. Когда Фил внезапно сунул руку в боковой разрез моей безрукавки, я едва не задохнулся от шока — словно холодной водой окатили во время шумной возни в душевой, или зимой, на улице, дотронулись под одеждой руками.

Неподалеку сидели двое и, насколько я понял, говорили о нас так, чтобы привлечь к себе внимание: почти соприкасаясь головами, с долгими взглядами, многозначительными улыбками, кивками. Я удивленно поднял брови, узнав мальчишку, Арчи, которого приводил домой несколько месяцев назад. Единственный полусонный глаз придавал ему вид опытного распутника, хотя он был еще юнцом лет шестнадцати-семнадцати, то есть несовершеннолетним и оттого тем более привлекательным для гомиков. За то время, что мы не виделись, он изуродовал себя почти до неузнаваемости: волосы были прилизаны при помощи целой банки геля, черные губы лоснились от сиреневой помады. Сказав что-то своему собеседнику, он встал, подошел к нам и с видом человека, собирающегося посекретничать, уселся рядом со мной.

— Здравствуй, дорогой!

— Здравствуй, Арчи. — Мы ненадолго задержали друг на друге те странные заговорщицкие взгляды, которыми обмениваются давно расставшиеся случайные любовники. — Это Фил.

— Гм. Я с Роджером. Он говорит, что видел тебя в спортзале. И начал ужасно ревновать, когда я рассказал ему о нас с тобой.

Я мельком взглянул туда, где Роджер смотрел в другую сторону, изображая интерес к каким-то парням. Это был один из тех людей, чьего существования я почти не замечал, мрачный тип средних лет, который по будням приходил в «Корри» в костюме, а по субботам и воскресеньям преображался, надевая массивные башмаки, джинсы и байкерскую куртку — наряд, очевидно, его чуточку тяготивший.

— Может, и я немного к нему ревную, — деликатно слукавил я. — Вы с ним часто встречаетесь?

— Ага, а последние пару месяцев я гощу у него в Фулеме [156] Исторический район Лондона. . Квартирка шикарная — видак и всё такое прочее.

— Могу себе представить.

— Нет, все же он очень мил.

— А по-моему, он страшен как смертный грех. Впрочем, это, наверно, не мое дело.

Он вполне мог бы обидеться, но казалось, что мои слова привели его в восхищение.

— Ага… и все-таки приятно, когда о тебе кто-то заботится, согласен?

Он сунул руку мне между ног, и я почувствовал, как напрягся Фил, сидевший рядом с другой стороны. Я промолчал, но попытался пристальным взглядом заставить Арчи опомниться, а хуй мой в это время быстро вставал под легким нажимом его пальцев.

— Не сегодня, дорогой, — прошептал я, отодвинувшись и в свою очередь незаметно положив руку на бедро Филу.

— Может, ты и прав, — сказал Арчи с типичным для него видом человека, умудренного опытом, и оглянулся, чтобы выяснить, как там Роджер. Роджер, воплощение напускного безразличия, курил, уставившись в потолок. — Твой приятель ищет друга, да? — спросил Арчи так, словно дело происходило в тридцатые годы.

— Фил, что ли? Нет-нет, у него есть друг.

Когда смысл этих слов дошел до его сознания, Арчи посмотрел на меня, надеясь услышать что-то еще.

— На тебя это не похоже, — сказал он. — Я думал, ты спишь только с черными. Прости, милый, — обратился он к Филу, зачем-то решив подробно объяснить причину своего заблуждения, — я был уверен, что ты забрел в этот подвал в поисках цветного партнера. Большинство белых приходят сюда именно с этой целью.

— Ничего страшного, — угрюмо сказал Фил.

— Слыхал про Деса? — спросил Арчи так, точно собирался рассказать неприличный анекдот.

Мне пришлось на минуту задуматься. В «Корри» был некий Десмонд. Но Арчи наверняка имел в виду «малыша» Деса, танцора. С ним была связана еще одна душещипательная история, начавшаяся на танцплощадке ночного клуба.

— Ты о малыше Десе?

— Ага, угадал. Вы же с ним и тем типом из Уотфорда как-то раз устроили групповуху втроем.

— Похоже, ты неплохо осведомлен относительно моей половой жизни.

— Ну да, это он мне рассказал. Короче, он опять попал в очень серьезную переделку. Один таксист любил связывать его и хлестать плетью. Короче, однажды ночью всё пошло наперекосяк, этот пиздорванец смывается и бросает малыша Деса связанным в каком-то гараже с крысами и прочей дрянью, к тому же у него всё тело в ожогах. Три дня он там провалялся, пока его не нашел какой-то старикашка. Сейчас он лежит в больнице и выглядит неважно.

Арчи был рад, что смог сообщить мне эту страшную весть, но я увидел, как дергается у него кадык, и понял, что он до сих пор потрясен не меньше моего, хотя я услышал ее впервые. Пока он говорил, погасли все лампы системы освещения, кроме ультрафиолетовых, и зубы танцующих, а также вся белая одежда, которую они еще не сняли, засияли голубоватым светом. При взгляде сквозь аквариум казалось, что эти светящиеся полоски и пятнышки сами плавают и мечутся в воде, смешиваясь со слабой фосфоресценцией рыбок.

Это была неприятная минута. Ранимость малыша Деса. Гнусный извращенец, который причинял ему боль. Чье-то лицо, мелькнувшее за стеклом: человек, оглянувшийся, чтобы посмотреть на рыбок, и, не в силах подавить зевоту, разинувший светящийся рот.

Вскочил я так неожиданно, что Арчи и Фил, опиравшиеся на меня с двух сторон, повалились друг на друга.

— Пойду поссу, — сказал я. Но о них я почти позабыл: сердце бешено колотилось, во всем теле физически ощущалось радостное возбуждение, я был зол — сам не зная, почему — и напуган собственной несдержанностью. Снова и снова, вполголоса, а то и беззвучно, просто подчиняясь ритму сердцебиения, твердил я: «Он жив, он жив».