Николай Сафонов - Старый дом

— Ясно.

— А вот сейчас подошли к ходатайствам. У вас есть ходатайства до начала слушания дела?

— Есть, — и Александр посмотрел на меня. Я незаметно наклоняю голову. — Прошу вызвать в суд дополнительных свидетелей — рабочих.

— Для подтверждения каких обстоятельств вы просите вызвать в суд рабочих?

— Я же уже сказал, а они подтвердят, что я не бил Людмилу, не ругался… И никому не мешал работать…

При последних словах Вражина прокурор улыбнулся.

— Вы, конечно, поддерживаете ходатайство подсудимого, товарищ адвокат?

— Полностью поддерживаю заявленное ходатайство. Вызванные свидетели помогут суду лучше разобраться в деле и установить истину. — Перечисляю фамилии рабочих, которых назвал мне Вражин. — К тому же имею самостоятельное ходатайство. Из показаний Подсудимого на предварительном следствии видно, что ему угрожали расправой лица, с которыми он отбывал прежнее наказание. Прошу суд установить их и вызвать для допроса в качестве свидетелей.

— Товарищ адвокат, вы же не первый день работаете. Называйте конкретно фамилии свидетелей и где они проживают. Не может же суд бегать по всей Москве и искать того или иного человека. И потом, такие ходатайства нужно заявлять на следствии…

— Я не принимал участия на предварительном следствии, — а то бы непременно воспользовался вашим советом, — уловив иронию в голосе судьи, тем же отвечаю ему я.

— Ваше мнение, товарищ прокурор, по заявленным ходатайствам?

— Я считаю, что вы должны отказать подсудимому и его адвокату в ходатайстве о вызове дополнительных свидетелей. Удовлетворение данного ходатайства ничего не даст, а рассчитано на то, чтобы затянуть дело. Мифических подельщиков вообще невозможно установить, и не случайно подсудимый не заявлял такого ходатайства на следствии. Что касается вызова рабочих, то в этой части у суда достаточно доказательств виновности подсудимого, и, в частности, в деле имеются показания дружинников. Бегал же подсудимый по цеху? Сорвал работу на производстве? Этого факта вполне достаточно, и нечего людей отрывать от дела бессмысленными вызовами в суд.

Тулин по очереди наклоняется к заседателям. Мне показалось, что прошла вечность, прежде чем Тулин огласил определение суда.

— Ходатайство, заявленное подсудимым и его адвокатом, удовлетворить частично: вызвать в суд рабочих и допросить их в качестве свидетелей. Что касается ходатайства адвоката Смирнова о вызове так называемых подельщиков, то оно подлежит отклонению, как необоснованное. Слушание дела отложить, число будет объявлено в рабочем порядке.

И судья закрыл судебное заседание.

Я ликовал. Еще бы! Суд удовлетворил основное наше ходатайство и отложил дело слушанием. Я хожу по консультации именинником и рассказываю всем адвокатам об успехе. Большинство из коллег скептически улыбаются: подумаешь, вызвали свидетелей. Рано радоваться, неизвестно еще, как эти свидетели поведут себя на суде. И, покровительственно хлопая меня по плечу, объясняют мою горячность молодостью.

Вечером в консультации ловлю Валентина Антоновича. Пробиться к нему не так-то просто. Он обложился газетами и никого не замечает. Читает на трех языках: на французском, итальянском, английском.

Нерешительно топчусь около него. За соседним столиком беззвучно плачет женщина. Дежурный адвокат пытается успокоить ее:

— Дайте ей воды, — советует кто-то.

Женщина пьет, и ее уводят в приемную. Я продолжаю крутиться возле стола Валентина Антоновича. Наконец он замечает меня.

— А… наш молодой друг. Как дела?

Валентин Антонович привстает, дружески жмет мне руку. Когда он стоит, то его фигура походит на знак вопроса. Время сделало свое дело. Но, несмотря на возраст — семьдесят лет есть семьдесят — по-прежнему в его глазах светится живой ум. И даже недоброжелатели вынуждены признать это и консультируются с ним по всем сложным делам, хотя за глаза посмеиваются над его старческими причудами. Его французский «прононс» не дает некоторым насмешникам спокойно спать. Пробуют даже подражать ему, но ничего не выходит. У Валентина Антоновича все получается непринужденно, естественно.

Устроившись поудобнее на стуле, он нетерпеливо спрашивает:

— Ну, рассказывайте. Говорят, вы хотите потрясти народный суд? Забавно, забавно, молодой человек, — и он потирает руки. Это его излюбленная привычка.

Я не решаюсь заговорить. Валентин Антонович выручает меня:

— Вы что-то хотите спросить? Смелей, смелей, а то с вашим смущением в суде делать нечего. Только, чур, рассказывайте без адвокатских штучек. Все «за» и «против», а лучше, если дадите прочитать обвинительное заключение. Я доверяю больше своим глазам.

Протягиваю ему досье. Водрузив на нос очки, Валентин Антонович углубляется в чтение. По ходу чтения он что-то отчеркивает красным карандашом. Глаза привычно прощупывают листы дела.

— Ваш клиент — настоящий хулиган, — ошарашивает он меня. — Бегал по цеху и не признает себя виновным. Тяжко в суде придется.

— Но не из хулиганских же побуждений он это делал?

— Позвольте, как же так? Главное — факты, а здесь они против вашего подзащитного.

— В обвинительном заключении не все точно. Было уже судебное заседание, и наше ходатайство о вызове дополнительных свидетелей удовлетворили.

— Если дело обстоит так, то задача усложняется. Снова нужно восстановить статус кво, то есть все поставить на ноги. А для этого необходимы, как выражается теперь молодежь, «железные доказательства», хотя известно еще с Римского права, что никаких «железных» доказательств в юриспруденции нет, а есть прямые или косвенные. У вас же, насколько я понимаю, пока нет ни тех, ни других. Или, быть может, вы, как и я, главные козыри бережете до конца и выкладываете их только на суде в самый решительный момент? Верное средство. Так вы имеете что-нибудь за пазухой? Вижу по глазам, что прячете что-то…

Я улыбаюсь и рассказываю Валентину Антоновичу о рабочих, о подельщиках.

— Да, это несколько меняет картину, но я полагаю, что предрешать восстановление истины еще рано. Неизвестно, что свидетели покажут на суде. За сорок лет работы адвокатом я видел всякое. Так что я, как тот скряга, который считает, что пока деньги не у него в кармане, это еще не деньги. Пока показания рабочих не записаны в протоколе судебного заседания, я бы вам посоветовал, — он остановился на мгновение, словно подбирая слова, а затем продолжил: — Поменьше задавать вопросов свидетелям-дружинникам, а лучше — вообще не задавать. Я придерживаюсь такого правила: один глупый вопрос может свести на нет всю работу. Вот так-то, молодой человек, — и он снова углубляется в газету.